Кровь и железо

— Иди мягко, нога ещё не проснулась. — Подпрыгивая и хромая, они двигались по коридору, который был немного узкий для них двоих. До ванны, казалось, была целая миля. Если не больше. Я лучше бы прошёл сотню миль раньше, чем до ванны сейчас. Но это всё моё невезение, так ведь? Нельзя вернуться назад. Никогда.

Пар восхитительно грел липкую кожу Глокты. С помощью Барнама, который держал его под руки, он медленно поднял правую ногу и осторожно поставил в воду. Проклятье, горячо. Старый слуга помог ему поставить в ванну и вторую ногу, а потом, взяв его под мышки, опустил, словно ребенка, пока он не погрузился по шею.

— Ах. — Глокта расплылся в беззубой улыбке. — Горячо, как в кузнице Делателя, Барнам. В точности, как я люблю. — Теперь жар проникал в его ногу, и боль стихала. Не ушла. Никогда не уходит. Но лучше. Намного лучше. Глокта начал чувствовать, что почти может встретить следующий день. Надо учиться любить мелочи жизни, такие как горячая ванна. Приходится любить мелочи, когда больше у тебя ничего нет.

Практик Иней ждал его внизу в маленькой столовой, втиснувшись своей огромной тушей в низкое креслице у стены. Глокта опустился в другое кресло и уловил слабый запах от тарелки дымящейся овсянки. В ней торчала деревянная ложка, даже не касаясь краев. Его живот скрутило, а рот начал яростно увлажняться. Фактически все симптомы сильной тошноты.

— Ура! — вскричал Глокта. — Снова овсянка! — Он посмотрел на неподвижного практика. — Мёд и овсянка, лучше денег в банке, веселей спозаранку с мёдом и овсянкой!

Розовые глаза не моргали.

— Это детская песенка. Моя мать её мне пела. Впрочем, песенка не помогала мне есть эту жижу. Но сейчас, — и он наполнил ложку, — я не могу наесться.

Иней уставился на него в ответ.

— Полезная, — сказал Глокта, набивая полный рот сладкой каши и поднося другую ложку, — вкусная, — проглатывая ещё, — а вот самое главное, — от следующего глотка он немного рыгнул, — не нужно жевать. — Он оттолкнул почти полную тарелку и бросил ложку вслед. — Мм-мм, — промурлыкал он. — Отличный завтрак делает отличный день, ты так не думаешь?

Это было всё равно, что смотреть на побелённую стену, только у стены эмоций больше.

— Так значит, архилектор снова ждёт меня?

Альбинос кивнул.

— И что, по твоему мнению, наш прославленный руководитель хочет от таких, как мы?

Иней пожал плечами.

— Хм-м-м. — Глокта слизнул остатки овсянки с пустых дёсен. — Ты не знаешь, он в хорошем настроении?

Снова пожал плечами.

— Да ладно тебе, практик Иней, не вываливай на меня всё сразу, мне всё сразу не переварить.

Тишина. В комнату вошёл Барнам и убрал тарелку.

— Сэр, вам нужно что-нибудь еще?

— Безусловно. Большой кусок мяса с кровью и прекрасное хрустящее яблоко. — Он посмотрел на практика Инея. — В детстве я любил яблоки.

Сколько раз я говорил эту шутку? Иней неподвижно смотрел в ответ и даже не улыбался. Глокта повернулся к Барнаму, и старик устало улыбнулся.

— Да ладно, — вздохнул Глокта. — Должна же у человека оставаться надежда?

— Конечно, сэр, — пробормотал слуга, направляясь к двери.

Должна?

Кабинет архилектора находился на верхнем этаже Дома Вопросов, и это означало долгий путь. Хуже всего, что в коридорах было полно народу. Практики, писцы, инквизиторы кишели в этой ветхой навозной куче, как муравьи. Когда Глокта чувствовал на себе их взгляды, он продолжал хромать вперёд, улыбаясь и подняв голову. Почувствовав, что он один, останавливался и охал, потел и ругался, потирал и шлёпал свою ногу, пытаясь вернуть в неё слабую жизнь.

Почему ему надо сидеть так высоко? спрашивал он себя, волоча ноги по тусклым коридорам и изогнутым лестницам в лабиринте здания. К тому времени, как Глокта добрался до приёмной, он уже обессилел, тяжело дышал, и натёр левую руку рукоятью трости.

Секретарь архилектора подозрительно осматривал его из-за большого тёмного стола, занимавшего половину комнаты. Напротив него стояла пара стульев, в которых посетители в ожидании начинали нервничать, а по бокам огромной двойной двери стояли два громадных практика, которые были такими неподвижными и молчаливыми, что казались частью меблировки.

— Вам назначено? — пронзительным голосом осведомился секретарь. Ты знаешь, кто я, мелкое самовлюбленное говно.

— Конечно, — отрезал Глокта, — неужели вы думаете, что я хромал бы на такую высоту только чтобы полюбоваться на ваш стол?