Кровь на шпорах

− Вот и хорошо, − промямлил Початок. − Оставайтесь такими… и у нас не будет неприятностей…

Похоже, он совсем обезгласил. Гонсалесы разъехались в стороны, взяв боевой порядок. Держась в семидесяти ярдах друг от друга, они шагом пустили коней навстречу отряду.

Оба сидели прямо, легко придерживая поводья, ружья лежали поперек седел, указательные пальцы покоились на курках. Всадники, приближавшиеся с молниеносной быстротой, придержали коней, перейдя на зловещую рысь.

Фернандо, остановив рукой младшего, выехал футов на тридцать вперед.

Чем плотнее съезжались обе стороны, тем более удивлялись Гонсалесы. Взгляду бросались суровые монашеские рясы, клобуки капюшонов, подпрыгивающие за спинами заросших щетиной мужчин. Поражала ратная четкость и слаженность. Незнакомцы остановились, тут же перестроившись в боевую цепь, в руках мерцало оружие.

Угрюмый срослобровый монах с тяжелой челюстью варвара выехал на два лошадиных корпуса вперед, сразу оценил братьев и их жеребцов.

− Кто вы? − зычно спросил Фернандо. Его поразили глаза предводителя: в них напрочь отсутствовала грань между зрачком и радужной оболочкой. Они смотрели на него из-под тяжелых надбровных дуг сплошными черными дырами.

− Друзья, − монах смотрел не мигая. − Брат Анхель услышал крик, − он криво улыбнулся. − Кто-то попал в беду, решил я. Иисус учит христиан протягивать руку помощи. Вот мы и поспешили… − Его улыбка резко контрастировала с мертвостью взгляда. − А вы, я вижу, путешествуете?

− Ехали мимо, − Фернандо цепко хватал коричневое, морщинистое, будто кора дуба, лицо монаха, его пугающие глаза, и ему всё менее нравился этот человек. − Здесь никто не кричал, − продолжил он настороженно, боковым зрением держа остальных и подъехавшего Алонсо.

Тот мрачливо супился, готовый в любой момент развести спор оружием. Пегий жеребец под ним шумно вскидывал голову, грыз удила и пританцовывал в нетерпении.

− Вот видишь, Анхель, тебе послышалось. Я же говорил… Должно быть, просто звенело в ушах, знаете, как бывает на равнинах?..

Пока звучали слова, трое монахов медленно тронулись навстречу братьям.

Алонсо не спускал глаз с их жестких лиц и внезапно почувствовал: его с ног до головы словно обдало морозным дыханием.

− У них что-то на уме, брат. Не знаю, в какие игры играют эти святоши… Но чую: не обойдется без стрельбы.

Вместо слов Фернандо ответил выстрелами с двух рук.

Подъезжавших монахов пули выбили из седел, будто две пробки из бутылок. В прозрачном воздухе от черного пороха заклубился дым, сквозь него резанули ответные кинжалы пламени и ярый крик Лоренсо:

− Убейте их! Захватите карету! Там андалузец!

Треск выстрелов, визг свинца и захлебистое ржание лошадей взорвали долину.

Фернандо рычал от боли, пуля вдрызг расхлестала его левое колено, однако, цепляясь за скользкую гриву, он успел выдрать из ольстра последний пистолет. Мимо пронесся Алонсо. Свесившись набок, скрываясь за боком коня, он стрелял из-под брюха со звериной меткостью.

В сонме пыли Фернандо разобрал несущиеся на него копыта коня и всадил свинцовый орех на десять футов выше. Кто-то вскрикнул; конь пролетел мимо песка и гари, а наземь грохнулся труп чернорясника. В следующий миг адская боль брызнула по всему телу ручейками кипящего железа. Мир оборвался, нырнул в алую тьму.

− Гос-по-ди… − взгляд Фернандо накалился мукой. Тяжелая, будто разбухшая, рука еще цеплялась, ломая ногти, за шкуру коня, когда в упор грянул выстрел и жгучее железо вновь заструилось по телу.

Пепельной тенью скользнула умирающая мысль. В углах рта закурилась, залопалась красная пена, брызнула горячей росой на холку коня. Фернандо сорвался с седла, будто с высоченной крепостной стены: сильно и тяжисто, растопырив пальцы.

Перед его открытыми глазами проносились комья земли, жужжали пули, колыхалась трава и стояло бездонное небо.

Алонсо содрогнулся, упавшее тело брата поплыло перед глазами…

− Псы! Псы-ы-ы-ы!!! − сабля Алонсо пырнула небо сияющей голубой сталью и вновь вынырнула через мясо и кости сырой и черно-багряной.

Посеревший от ужаса монах готов был разорвать свой рот от боли − его рука, сжимавшая эспадилью, валялась рядом в траве.

Их осталось семеро, дышащих ненавистью и смертью. Семеро против одного − крапленого кровью своих ран, держащегося в седле на последнем пределе.

Лоренсо по-волчьи чуял, какое отчаяние клокотало в груди Алонсо. Монах был фанатом Ордена, как и шестеро остальных. И смерть, принятая за своего генерала и Христа, была для них высшей наградой небес в этой бренной жизни.

* * *

Кони монахов двинулись широким полумесяцем. Беспощадные глаза, солнечные блики на изогнутой стали, конские морды и вновь беспощадные глаза… С каждым мгновением все ближе, ближе…

Сизая жила кривой веткой кроила лоб.

«Я отомщу за тебя, брат!» − в такт сердцу стучала кровь. Спина напряглась, ноги слегка лихорадило, глаза заливал теплый, едучий пот… А со всех сторон все шумливей бряцали сбруи, слышно было горячее дыхание, черными балахонами наплывала смерть.