Читаем Кровь на шпорах полностью

Себя изменить ему так и не удалось, и, следуя примеру своих единоверных братьев и повинуясь воле Фатума, Йозе Катальдино, разменяв пятый десяток, тронул мулов на Запад.

Всю жизнь ему страстно хотелось верить в те истины, в какие верили его отцы, деды и прадеды и многие поколения евреев, что, по преданию, жили на староиспанской земле уже не одну тысячу лет, обосновавшись в Кастилии и Арагоне задолго до того, как на грешной земле проклюнулась «христианская ересь».

Йозе с детства привык к тому, что городские испанские мальчуганы плевались и выкрикивали худые слова перед домами, где проживали евреи. Помнил и то, как его отцу разбили голову камнем, и как он умер на пустынной вечерней улице в объятиях рыдающей жены.

Ко всему этому крепко привыкали и его выросшие сы-новья… Однако старик не желал, чтобы к этому хомуту привыкли еще и внуки. Посему лицо маленького горбуна све-тилось мудрым восторгом, подобно лику пророка, возглавлявшего великий исход Израиля, когда семья Каталь-дино вместе с другими потянулась вослед уходящему солнцу.

Судьбе было угодно обрушить на многострадальную голову «испанского Иова» новые камни: семерых сыновей его убили каратели короля под Ситакуаро, а сам город, к стенам которого так долго скрипели колеса повозок беженцев, разграбили и сожгли.

Солнце для Йозе и Ребекки почернело, обратившись в пепел, а небеса набухли от крови. В тот день он осознал: покоя не будет его роду, покуда иудейский мир страдает в тени от Божьей милости.

То было в двенадцатом году, когда генерал Кальеха дель Рэй, подобно кровавому мечу, шел по стране. Это по его предложению, сделанному нерешительному вице-королю Ванегасу, в каждом городке и пресидии были сколочены пехотные и кавалерийские части, главным образом из числа состоятельных идальго. На асьендах и ранчо храпели кони вооруженных отрядов, насчитывающих до пяти десятков сабель и эспингард. Тогда же было установлено и денежное вознаграждение от пятидесяти до пятисот песо за ухо или голову каждого инсургента.

Чета Катальдино щедро полила слезами могилы своих сыновей; уши детей, слипшиеся вместе с сотнями других в чьих-то ранцах, унесли на север, где еще продолжали харкать огнем отчаяния ривальдо и серпентины52 повстанцев.

Что было делать несчастному Йозе?.. Ответ он искал в исплаканных, робких − горькое наследие бесчисленных поколений гонимых предков − глазах Ребекки. Искал долго, но так и не нашел ничего, кроме слепой готовности идти за мужем хоть на край света, хоть за край.

И теперь, коротая свой век в захолустье под названием Навохоуа, обзаведясь персиковым садом и каким-никаким домом с давильней, они сосредоточили всё свое внимание на заботе о младшем сыне Давиде, которого в силу юности пощадила испанская сталь.

* * *

Йозеф насторожился, приметив подошедшего к калитке, и сразу признал маэстро де кампо. Сердце его пуще взялось червоточием страха: Давида до сих пор не было дома. «…Что с ним? Где он? Может, об этом знает команданте де Аргуэлло?..» − Катальдино туже запахнул одеяло. Он боялся спрашивать о сыне. Кто знает, на какую мысль наведет сей вопрос дона Сальвареса.

− Не спится? − Драгун, опираясь на золоченый эфес сабли, шумно сел рядом.

− Да уж… − горбун поджал колени и виновато улыбнулся. − Как-то не получается, сеньор. − Он боялся обронить лишнее слово, боялся встретиться взглядом, боялся…

− Не ври мне. Знаю я ваше ужиное племя. Глаза кроткие, речь тихая, как у священника, а за всем этим − дьявольский дух. Так?

− Да что вы, сеньор!

− Ладно, не звени словами. Клянусь ножом мясника, которым пощекотали апостола Варфоломея, я удивляюсь, как вас, евреев, еще земля носит. Эх, нет на вас костров Томаса…53 Уж он бы давно вытянул из вас иудейскую ересь и помог встретиться с Богом.

Ночь только начиналась. Стоял тот тревожный и таинственный час, когда в этих глухих местах могло приключиться всё что угодно. Час сумеречных теней, первый час Уасето54 и Черных Ангелов55, выходящих на дороги проверить, повсюду ли им сделаны жертвоприношения или кто-то неосторожный предал забвению этот обычай.

«О Моисей, где беспутный Давид?» − глаза старика-отца были устремлены в ночь. Руки с растопыренными пальцами ерзали по коленям, точно хотели протереть дыры в парусине штанов.

− Эй, − маэстро де кампо толкнул его плечом, − у тебя такой вид, будто перед тобой привидение. Что там?

Сальварес подался вперед, но увидел лишь обычную темноту ночи. С таким же успехом он мог бы вглядываться в черное жерло голенища своего сапога.

− Разве у меня такой вид? − Катальдино суетливо поднялся и, сославшись на бессонницу жены, направился в дом.

− Одну минуту, амиго, − де Аргуэлло приостановил голосом старика. − Я так понимаю, что до утра я вас уже не увижу…

− Си, дон Сальварес, − Йозеф трясся, боясь причитать о сыне: раз начав, он не смог бы остановиться.

− Ну вот что, принеси мне из погреба, чем можно не отравиться. Вот деньги.

Глава 6

Перейти на страницу:

Все книги серии Фатум

Белый отель
Белый отель

«Белый отель» («White hotel»,1981) — одна из самых популярных книг Д. М. Томаса (D. M. Thomas), британского автора романов, нескольких поэтических сборников и известного переводчика русской классики. Роман получил прекрасные отзывы в книжных обозрениях авторитетных изданий, несколько литературных премий, попал в списки бестселлеров и по нему собирались сделать фильм.Самая привлекательная особенность книги — ее многоплановость и разностильность, от имитаций слога переписки первой половины прошлого века, статей по психиатрии, эротических фантазий, до прямого авторского повествования. Из этих частей, как из мозаики, складывается увиденная с разных точек зрения история жизни Лизы Эрдман, пациентки Фрейда, которую болезнь наделила особым восприятием окружающего и даром предвидения; сюрреалистические картины, представляющие «параллельный мир» ее подсознательного, обрамляют роман, сообщая ему дразнящую многомерность. Темп повествования то замедляется, то становится быстрым и жестким, передавая особенности и ритм переломного периода прошлого века, десятилетий «между войнами», как они преображались в сознании человека, болезненно-чутко реагирующего на тенденции и настроения тех лет. Сочетание тщательной выписанности фона с фантастическими вкраплениями, особое внимание к языку и стилю заставляют вспомнить романы Фаулза.Можно воспринимать произведение Томаса как психологическую драму, как роман, посвященный истерии, — не просто болезни, но и особому, мало постижимому свойству психики, или как дань памяти эпохе зарождения психоаналитического движения и самому Фрейду, чей стиль автор прекрасно имитирует в третьей части, стилизованной под беллетризованные истории болезни, созданные великим психиатром.

Джон Томас , Д. М. Томас , Дональд Майкл Томас

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги