Кровь на шпорах

Бумаг поднакопилось за неделю немало: рапорты с мест; изветы с доносами; доселе не рассмотренные просьбы и ходатайства, которые брезгливо щипал его глаз; депеши, украшенные губернаторскими печатями или блестящими свинцовыми дворянскими гербами; и масса прочего − срочного, важного, безотлагательного. Старик Кальеха галопом просмотрел то, другое. Каждый документ имел свой вес, срок, каждому в свой час он даст ход. На просьбы и чаяния родовитых семейств ответит либо «да», либо нечто в сем роде, но обычного генеральского отказа в последнее время не случалось. Отнюдь не оттого, что сердце герцога оттаяло. Просто дни нагрянули такие − тревожные, смутные, и старый герцог не ведал, где мог попасть в капкан, и поэтому нуждался в опоре. На все случаи жизни в шкатулке его памяти держались ловкие, сподручные фразы, дабы и без того негустая роща ревнителей и адептов его правления не превратилась в злопыхателей и врагов.

Солнце опустилось на две-три ступени ниже по своей облачной лестнице; желтый зайчик, заигравший на острие луча, заглянул под зонт и заставил Кальеху скорчить гримасу. Он чуть придвинул стул и снова с мрачно-строгим лицом воззрился на бумаги. Губы что-то шептали, взор затуманился, на отекшем лице проступили синеватые прожилки.

Последнее время союз с Монтуа тяготил его, если не сказать более. Пугал. «Гладко стелет, анафема…» Вице-король побранил себя за излишнюю откровенность с генеральным настоятелем Ордена Иисуса. Побранил, как сильно оглядчивый человек и как человек, уверенный во всём, что он делает, и от того умиротворился.

Однако мысли о мадридском гонце, словно сумерки, − беспокойные, бессонные, − не отпускали. «Что будет? Что будет?.. Одно его слово о присутствии Монтуа в моем дворце − и корона выбросит меня на старости лет за борт…»

В пламени дум герцогу виделись разнообразные картины. Они ползли одна за другой, сливаясь в живую фреску: черный катафалк тащит четверка понурых лошадей с траурными плюмажами на молчаливый погост… Он дернул плечом − это его похороны…

«Vade retro, Satanas!»59, − Кальеха перекрестился. Но поверят ли майору? Ведь он − вице-король Новой Испании, герцог Кальеха дель Рэй, с уходящей в века родо-словной, − считается в миллионах золотом, а такие люди уже вне всяких подозрений. Но…

Сжималось сердце и билось птахой под ловчей сеткой; старика вновь охватывал всепронизывающий запах страха.

Глава 9

Им повезло. Буланый иноходец майора вернулся: переливчато фыркая, с победно задранным хвостом, реявшим султаном по ветру, он объявился на следующий день после побоища. Диего тепло обнял своего коня за шею, поцеловал во влажный бархат ноздрей и сам накормил овсом.

Остальных лошадей − благо их, одиноких, бродило по долине в избытке − изловили Мигель и Антонио.

Еще полдня ушло на починку каретной упряжи, ремонт задних колес и чистку оружия. Пороха и свинца у них теперь было достаточно.

Роялистские войска так и не появились.

«Возможно, они по уши увязли в новых боях… а возможно… − Диего не удивлялся: − Солдаты, офицеры − все они подражают характеру Империи, а она учит тому, что человек в этой жизни ничто…»

Вечером они покинули долину мертвых. Их провожали пылающие цепи зеленых глаз волчьих стай − истинный бич и ужас сего безлюдного края. Их пронзительный вой даже у привычных ко всему трапперов60 вызывал нервный озноб, что густо гусил кожу.

* * *

Минули еще две недели. Четырнадцать дней муторной тряски по ухабам и пыли старой Королевской дороги, где каменистые кряжи давили своей головокружительностью, уходящей снежными пиками в облака.

Тереза дремала, убаюканная скрипом колес, и майор думал, глядя в выбитое каретное окно, и думы его далеко не искрились весельем.

Вокруг простиралась страна тишины и звона, со снеговым лоскутьем в чашах фиолетовых гор и хрустальным шумом водопадов. Но не величие Творения занесло его в эти чужедальние края и не страсть к сокровищам этой земли, что до времени были сокрыты от человеческого глаза… Цель его миссии была куда благороднее лихорадки наживы: на кон были поставлены честь Великой Испании и его офицерский долг.

Но чем дальше вгрызался в неведомые дебри их маленький отряд, тем сильнее душу точил червь сомнения. И майору не без основания казалось подчас, что они лишь жалкие тени в этой вечности. Вокруг открылись беспредельные дикие земли, и был риск раствориться, исчезнуть навсегда. Да, это был дантов ад из непроходимых лесов и ущелий. И, похоже, двери его неотвратимо захлопывались за ними.

Виду де Уэльва не подавал, но чувствовал, что у него уж не та воля, что прежде. Медленно, по капле, день за днем она покидала его, точно вода, просачиваясь сквозь пальцы: их сколько ни зажимай − проку не будет. Знал майор и другое: если они отпразднуют труса, им никогда уже не вернуться в свой старый привычный мир…

Великое благо, что под колесами империала упрямо продолжала бежать дорога, Королевский, или, как его называли в народе, Староиспанский тракт, некогда проложенный и умощенный костями тысяч рабов и каторжан.