Кровь на шпорах

Тем временем, как назло, начинал надвигаться час длинных теней − беспокойное вечернее время. Над головами ведьмами бесшумно кружились летучие мыши.

− Дон, я убью его! − жесткое лицо Мигеля говорило само за себя.

Майор отечески улыбнулся:

− Не обижайся, но он слишком умен для тебя. Не стоит унывать, как говорят у нас в Андалузии: «Если дела плохи, не торопись браться за оружие: они могут стать еще хуже».

В следующий момент глаза андалузца превратились в черный лед. На изборожденном глубокими складками загорелом лице проступило что-то ястребиное.

Мигель знал каждый оттенок голоса, каждый жест своего господина и понял, что самолюбие майора задето, и крепко.

− У нас государственной важности дело, Мигель, и мне не до личных вендетт! Черт! Только этой головной боли еще не хватало…

Слуга растерянно покачал головой:

− Это не вы, дон… Не вы… Диего де Уэльва, и отказывается от боя? Да я не узнаю вас, сеньор!

− Так узнай! − майор щелкнул его снятой перчаткой по губам.

Юноша не вспылил, не огрызнулся; опустил глаза, сжал крепче ружье; под кожей сыграли желваки. Он понял, что его плебейский башмак перешагнул дозволенную черту.

С остановившегося рядом империала раздался клокочущий, сиплый смех, прервавшийся смачным плевком. Гора невообразимых лохмотьев, надетых друг на друга, словно капустные листы, и увенчанная драным войлочным лопухом, туманным намеком на шляпу, шумно зашевелилась и гаркнула:

− Три тысячи чертей! Да ему даже ром не в горло, ваша светлость, дай только с кем-нибудь бучу заварить −такова уж, видно, его волчья натура! Я хоть, может быть, и ворюга, мародер, как вы изволили окрестить меня, но, чтоб мне сдохнуть, не жмот! − на толстой физиономии Початка, обиженно молчавшего последние две недели как солдатский рундук, расплылась улыбка. Губы растянулись так, что мешали уши.

− Но если у тебя, щенок, так уж чешется нос, а это так − папаша Муньос не слепой! − то почему бы тебе и впрямь не причесать пулями башку того поганца? Сеньор де Уэльва, так и быть, уступите ему! − пальцы толстяка похрустели щетиной.

− Заткнись! − Мигель, казалось, подпалил взглядом Початка. − Лучше держись подальше от меня.

− Дай уважительную причину, птенец! − Початок, на удивление вольготно развалившись на козлах, вновь начинал наглеть.

Похоже, бесстыдство как уродливый горб сопровождало его повсюду.

− Причина, − Мигель взвел курок, − твоя жизнь! −черное жерло ствола взглянуло на торгаша.

Тот сидел оцепеневший, разинув рот, капли пота за-блестели на его мореной ряхе.

− У нас нет времени на игры, Антонио! В чем дело? −майор был на взводе.

− В чем дело, в чем дело! Со мной-то вы ловко сыграли, нашли время: дочку увели из-под носа, богатого жениха отбили, лишили заслуженного добра, да еще и говорите со мной как со скотиной, а я ничего не ел с обеда!

− Не юродствуй, мерзавец! Ты не один! И спешу успокоить: меньше всего ты похож на голодающего. Что предлагаешь? − Диего плотно сжал губы.

− А то, что я не вижу своей выгоды, дон! Хоть тресни! С того дня, как из Окотлана мы перевалили через Сьерра-Мадре, мою шкуру пять раз пытались продырявить стрелы краснокожих и шесть − свинец гачупинос… С меня довольно! Я по горло сыт вашими приключениями! Завтра, если нам повезет, мы перепилим эти чертовы горы, и Сьерра-Невада останется у нас за спиной. И наши лошади, − губы Початка вторично расплылись в улыбке, − будут жевать траву Калифорнии…

− Калифорнии! − невольно вырвалось из груди Диего.

− Да, майор! Если вы набросите старику Антонио еще пиастр сверху. Глядите, я беден, как стая вонючих негров, и скажу по совести, я тысячу раз проклял тот день, когда клюнул на ваше предложение…

− Значит…

− Значит так, дон! Деньги на бочку, или я, клянусь молоком Божьей Матери, не сдвинусь с места и на дюйм! А без меня… вы черта лысого доберетесь до пресидии старого дона Эль Санто!

− Шантаж, пожалуй, самое грязное дело! И все, кто занимается им, рано или поздно оказываются в проигрыше, отец!

Все замерли, а Тереза, высунувшись из окна кареты чуть не по пояс, показала папаше язык и съязвила:

− Признаться, не думала я, что у тебя руки вора, а мозги рвача.

Мужчины не удержались от смеха, а Муньос, сотрясая лохмотьями, взревел:

− Ах ты, мелкая кусачая блоха!

− Не такая уж и мелкая! − отбрила Тереза. − Мы с утра не виделись… и твоя ругань − это всё, что я заслужила?

− Нет, не всё!!! − в бешенстве заорал Антонио, напоминая фыркающее пушечное ядро, готовое вот-вот разорваться.

− Дура! Ты мне всю кровь выпила! А ну, прочь! Не мешай мне, и чтоб духу твоего тут не было!

− А если помешаю? Прибьешь?

− Ты догадлива, как и твоя мать! − Початок хлестнул бичом, но Терезы и след простыл − она уже выскакивала из противоположной дверцы.

Стремительная, в легких мексиканских сандалиях, она хохотала, откинув голову, ослепительно сверкая зубами.