Кровь на шпорах

− Никак нет, вашбродь. Господин Гергалов и Мотька-бугай ему в помощь. После полуночи страсть как раскачало. Окиян ревет демоном, его благородие Ляксандр Васильевич распорядились фок67 к чертовой матери… Сказывали, будто шквал валит, и велели-с за вами бежать. Извольте дождевичок накинуть! − старик, встряхнувшись, что селезень от воды, набросил на плечи Андрея Сергеевича парусиновую хламиду.

И то верно, судно швыряло на волнах, словно ореховую скорлупу.

Андрей сыграл желваками, слушая раздирающее душу «оханье» корабля и вой в снастях, но, глядя на боязливо притихшего денщика, с напускной небрежностью молвил:

− Шквал, говоришь? Брось, брат, не такого черта оседлывали. Пошли.

* * *

Оказавшись за дверями каюты, Палыч, получив от капитана наказ «придозорить за дамами», сквозанул в трюмный проход, где, шипя, перекатывалась вода. «Раззявы, мать вашу… опомнились люки задраивать!» − хлюпая по щиколотку в черной воде, матькался Палыч.

На закрытой палубе крепко припахивало квашеным запахом матросского жилья. Законопаченные люки не допускали и глотка свежего воздуха.

Приседая и выгибаясь соответственно качке, Палыч прошарашился мимо дудевшего молитву отца Аристарха. Мелко осеняясь крестом, денщик еще поспевал на ходу кивнуть морскому брату, одернуть кожан и потуже спроворить раздувшийся парусом вокруг горла засаленный шарф: «Как-никак, на свидание к дамам иду… Чтоб им провалиться, плаксивым юбкам!»

Его цепкие, привыкшие к качке ноги точно прикипали к палубной доске. Матросы с бледными лицами, кто лежа, кто сидя, теснились вокруг батюшки. Необычно примолкшие в эти часы, они изо всех сил вторили забытым словам молитвы, словно те были крыльями, способными донести их до желанного берега. Тут же вповалку лежали «укатанные», − плоть их надрывно сотрясали спазмы, дрожащие пальцы сжимали живот или кожаное ведро.

Палуба вылетала из-под сапог, и требовалось особливое умение ловить момент, чтобы передвигаться. Насилу Палыч доакробатил до кают-компании.

Без стука, без оговора сунул башку за дверь. «Тьфу, пропасть! Как знал!» − хватаясь за переборку, сплюнул тошноту.

Кают-компания, обыкновенно живая речами и хохотом, чаем и коньяком, анекдотами и пением под гитару господ офицеров, нынче была одинешенька. «Все наверх взлетели, соколики!» Он глянул еще раз на корабельные фонари, которые бешено раскачивались над обеденным столом, на принайтовленную68 мебель, и бухнул дверью:

− Эх ты, ворона, нашел, где мамзелей искать!

* * *

Мисс Стоун напряглась лицом, вздрогнув от нежданного стука.

− Не извольте пужаться, барышни, это всего лишь я, − казак подавился за дверью лающим кашлем. − Его скобродие-с капитан велели спроведать вас… узнать, не надо ли чо подсобить?

Джессика − сама не своя от недельной болтанки − бросила взгляд на притихшую служанку: Линда, без ног и памяти, плющила волглую подушку бледной щекой. Разметавшиеся волосы скрывали ее лицо, рыжей соломой падая двумя прядями в рядом стоящее ведро.

Секунду госпожа колебалась: «Открыть − не открыть» −бойкий, вездесущий денщик капитана раздражал ее и пугал моржовыми усами. Однако вопреки всей силе неприязни и волнению, она всё же поднялась с потемневшей от пота простыни и, балансируя руками, направилась к двери. Темень и духота, пугливое пламя подсвечника и доносившийся гул ревущего ветрогона сыграли в пользу Палыча.

Щелкнул запор, пропустив в каюту вестового капитана, а вместе с ним холод, сырость и запах дешевого табака.

− На бережку-то, небось, спроворнее каблучками стучать? Ась? − внимательно осматривая заколоченный «пробкой» иллюминатор, закинул он, как сеть, вопрос и, не дожидаясь поклевки, сам же и прогудел. − То-то, что краше… На землице оно завсегда вольготней… Вы уж извините меня, ангелонравная, но по-вашему, по-заморски, я лякать не мастак… Да вам, я смекаю, то не в обиду… − потертый кожан захрустел на складках. Палыч улыбнулся глазами измученной иностранке и, затирая вновь вылезший из-за ворота непослушный шарф, плеснул со вниманием:

− Уже ушатала погодушка вас? Глядите, ежли изволите, так я мигом чайку схлопочу искушать?..

Джессика, тупо глядя на жужжащего денщика, на спящую Линду, длинный подол платья которой задрался чуть не до плеч, оголив кружева подъюбника, при слове «чай» болезненно дернула губами и красноречиво перевела взгляд на висевшее у ее кровати на сыромятной лямке ведро.

Палыч виновато слохматил брови, почуяв, что его предложение нашли возмутительным, и хотел было ретироваться, как очередной дюжий размах фрегата бросил его лбом о противную переборку.

Линда застонала под тяжестью свалившегося на нее казака, но глаз не рассветила. Палыч испуганно обнимал ее оголенные колени и бормотал извинения вперемежку с бранным словцом. Вежливо прикрыв одеялом наготу, он почесал зашибленный лоб и, пряча глаза от мисс Стоун, авторитетно ляпнул:

− Однако, чинно валяет.

И не без опаски прибавил:

− Может, пять капель жженки иль водочки? Оченно легчит в таком деле…