Кровь на шпорах

Гергалов, отлежав бока после треклятой вахты, основательно подкрепившись прямо в постели и ободрив себя тремя рюмками гасконского коньяку, в лучшем духе поднялся на квартердек94. Приметив Джессику, прелести которой с порога их путешествия не давали ему покоя, он замер в густой тени бульварка95 и долго смаковал эту картину. За все время плавания у Александра Васильевича, так уж случилось, возможностей «подойти борт в борт» к желанной американке было что кот наплакал.

На все приглашения офицеров в кают-компанию она отвечала целомудренным отказом, на верхнюю палубу если и «казала нос», то, как назло, точь-в-точь, когда ему выпадало стоять на вахте, а главное, его точил червь сомнения: какая степень близости и знакомства лежит между ней и капитаном. Преображенского он искренне полюбил: капитан стоил переданного ему корабля.

И теперь, снедаемый страстью с одной стороны, и предупреждениями друга Захарова с другой, Сашенька горел «ясным пламенем».

«Боже! Как я желаю ее! Женушка в Москве? Тьфу на нее». Он по обыкновению забыл ее, заштрихованную страстью и расстоянием…

Гергалов глубже вздохнул, проклиная свою вожделенческую щекотку: «Без жены хорошо, а без женщин худо!» Сквозь теплые голубые краски дня на фоне длинноствольных мачт и ражей матросни Джессика виделась ему изумительно хрупким, неземным цветком. Сколько раз бессонными ночами и в минуты, когда весь корабль замирал, слушая его золотой голос, он представлял, как возьмет наконец-то ее руки в свои; как она робко приклонит голову на его грудь, пахнущая духами и туманами тайн… А сколько раз, бражничая в каюте с Кашириным иль самим Андреем Сергеевичем, он в дыму табака и хмельных паров мысленно раздевал ее, лобзая трепещущее роскошное тело…

Да, Сашенька Гергалов чертовски стойко, однако медленно погибал под сим грузом, так как Фатум с самого начала воздвиг «китайскую стену» между его грезами и реальностью. Так, по большому счету, конкретно и жестко ему еще не приходилось выбирать между сердечным порывом к даме и верностью другу. И сейчас, как никогда, вспыхнула одна из неписаных заповедей корабельного братства: «Наивысшая мораль для моряка − верность в дружбе, тягчайший грех − предательство оной!»

С трудом держа себя в руках, он взглядом охотника продолжал высматривать ничего не подозревавшую «дичь».

«Да уж, Господь наделил ее щедро, даже с избытком…»

Густая волна волос, высокие скулы с бледным румянцем, грудь, не без труда втиснутая в строгий лиф платья, безупречные живот и талия, переходящая в лиру, а та − в чудные ножки! Всё это было надежно сокрыто, но уверенно снято, разуто его мысленным взором и по достоинству оценено.

Александр, с головой ушедший в переживания, чувствовал себя парусом разбитого пакетбота96, тонущего в бурной волне, когда углядел, что американка собралась покинуть палубу. «Черт!»

− Мисс Стоун! Наше нижайшее вам! Какое, право, редкое удовольствие лицезреть вас! Бьюсь об заклад, сегодня такой денек благодаря вам!

Она улыбнулась, обжегшись на неприятной мысли, что вынуждена чутко откликаться на «мисс Стоун».

Некоторое замешательство в поведении леди Гергалов отнес на свой победный счет и, откровенно глядя в синие глаза, расцвел от восторга, отметив сразу, что растерянность придает ей прелесть вспугнутой лани.

Аманду просквозило щекотливое чувство досады: «Он явно догадывается о моем состоянии, и это его забавляет».

− Простите, − она набросила на плечи кремовую накидку, прикрывая декольте. − Но вы так откровенно разглядываете меня, точно я лошадь, выставленная на продажу.

− Боже упаси! − в голове у Сашеньки пролетела конница. − Зачем вы так?.. − он галантно коснулся губами протянутой руки. − На вас просто приятно смотреть.

− Благодарю, − Джессика, как бы против воли, сделала запоздалый книксен97. − У вас смелый, но приятный подход…

Она хотела было сказать «сэр», но он заботливо вклинил:

− Зовите меня просто − Александрит. Угу? И прошу считать своим другом.

Джессика улыбнулась уже не столь скованно импозантному лейтенанту:

− Уверена, Александрит, − она по слогам произнесла непривычное имя, − женщины добиваются вас?

− Да-с, но недостаточно. Вы, похоже, видите во мне человека, коий лишь в погоне за наслаждением и… Этакий морской Казанова?

− Пожалуй, это слишком. Надеюсь, вы более образцовый офицер и джентльмен?

Он, едва сдерживаясь от смеха, вежливо коснулся ее, почтительно склонив голову.

Джессика оценила дружеский жест; похоже, он был растроган ее скрытым волнением и отчаянным желанием не уронить свою женскую честь. Что ж, здесь, на корабле, среди большого скопища мужчин, честь была, пожалуй, ее единственным достоянием.

− Сожалею, но мне пора, сэр. Приятно было скоротать время. − Девушка решительно сложила веер.

− Ради Бога, погодите! − он поймал ее руку, в глазах − мольба.

«Нет, я не ошиблась… Только набитая дура может связать свою жизнь с таким селадоном98», − заключила она, но, глянув на Гергалова, едва не выдала себя; в чайно-карих глазах читалось: «Сей дурой можешь быть ты».