Кровь событий. Письма к жене. 1932–1954 [litres]

Очень прошу тебя помочь мне с медицинской литературой. Из того, что у меня было, я кое-какие книги потерял. Пожалуйста, пришли мне терапевтический справочник для врачей (он в двух томах) или, если трудно его достать, то такой же справочник фельдшерский. Он в одном томе. Я лишился книги Великорецкого и Кружкова «Хирургия». Очень бы хотел ее возобновить. Наконец, мне нужна более или менее современная фармакология. У меня, правда, есть небольшой, но хороший учебник Граменицкого, но он издания 1932 года и, конечно, он мне недостаточен. Прости за это беспокойство – я знаю, как трудно достать медицинские книги. Но может быть, у знакомых твоих врачей имеются подержанные экземпляры, которые им не очень нужны. Был бы рад курсу терапии, если таковой найдется. Вышли мне, пожалуйста, бандеролью, только смотри, не путай больше адреса. За время медицинской практики набежали кое-какие мысли в области лечения гипертонической болезни – подсказала практика. Мысли, как будто не праздные, судя по эффекту. Не хватает знаний, литературы и других условий, чтобы теоретически обосновать их. Как-нибудь напишу, но это уж в другой раз. Пока же горячо целую, родная, тебя и Манюшу. Всегда тревожусь за ваше здоровье. Всегда с вами и ваш Саня.

Деньги, посланные по старому адресу, мне переотправили. Я их уже получил, как и получил сполна все посланное летом.

№ 405. А. И. Клибанов – М. Н. Горлиной

16.II.52 г.

Простите, дорогие, что никак не соберусь на обстоятельное письмо. От вас давно не имею, хотя бы кратких. От этого тревожно и больно.

Не задаю вам никаких вопросов. Чем ближе люди друг другу, тем меньше требуется между ними объяснений.

Жизнь моя течет без заметных перемен – те же истоки и русло все то же, и море то самое, куда стремят все реки вообще. Только порой светлее, порой темнее бывает волна, да разве что гребень вскинется чуть повыше, чем сейчас, например.

Если это возможно, – пошлите Гомера. «Время проходит, вечность неизменна» – говорили древние. Потому и прошу Гомера. Будет место, куда приклонить голову…

Обнимаю, родные, нежно целую. Мне нужно только, чтобы вы были здоровы, чтобы всем, чем полнится душа, – были заняты ваши души, чтобы синее небо было над вами, ночь была ночью, день – днем.

Саня.

№ 406. А. И. Клибанов – Н. В. Ельциной

10 марта 1952 г.

Любимая!

Как ни исключительна оказия, которой я пользуюсь, я решил послать тебе не письмо, а мою новеллу273.

Время идет. Падают листья, целые ветви падают, как, помнишь, с дуба, который однажды осенью мы видели в Загорянке.

Но это не все.

Какую любовь я слышу в себе!

Как молодеют, как очищаются чувства!

Прими мою новеллу. В ней – Ты, твое гармоническое преображение.

№ 408. А. И. Клибанов – Н. В. Ельциной

7 июня 1952 г.

Родная, любимая моя Коинька! Так редко доходит до меня твой голос! Месяц назад получил твое письмо, написанное в конце апреля, а до этого не имел от тебя известий с самого ноября. Радовался тому, что ты имела привет от Сонечки и собиралась повидать Вову и Клаву. Признаюсь, мне не совсем по душе пришлось твое мнение о балладе. Это верно, согласен, что она неровна. Но это не все, что можно сказать о ней. Какая ни есть она, как ни спорна, как ни слаба в частностях, ее искупает красота ее идеи. Восприняла ли ты ее красоту? Вещь эта – формула. В ней заложены возможности интересного и большого развития. Нельзя так просто расправиться с ней. Это не «срыв» души, а подвиг воли. Я упрекну тебя в недостаточной художественной чуткости. Когда-нибудь ты со мной согласишься. Я остановился на этом так долго не по мотивам самолюбия. Имя, которым вдохновлялся автор и которому посвятил он свое произведение, светится сквозь него, и сопроводительные строки, названные посвящением, в меньшей степени являются таковым, нежели самая вещь. Я хочу сказать, что заступаюсь в данном случае не за автора, а за Имя, которое давно сделалось его душой. Что скажу о себе? Вспоминается Ходасевич:

В заботах каждого дня
живу, а душа под спудом
каким-то пламенным чудом
живет помимо меня.