Кровь событий. Письма к жене. 1932–1954 [litres]

Мне, конечно, грустно, что не пришли вовремя мои поздравления ко дню ее рождения. Я писал в надежде, что в день ее праздника мое письмо будет с ней. Ничего не поделаешь. Я не сомневался, что друзья будут с тобой, Манек, поздравят тебя сердечно и рад, что среди их приветствий было и Нилочкино. Ответили ли вы ей? Она более исправна в переписке, чем, например, Сонечка, и уже по одному этому заслуживает ответного внимания.

В редких строчках, которые доходят до меня от Коиньки, я часто читаю жалобы на трудности в подборе темы письма. Я и сам этим страдаю, если иметь в виду, так сказать, летопись жизни. Но, как помнится мне, мы сходились с Коинькой в отношении к импрессионизму. Меня интересуют ее настроения, думаю, что они-то и являются важнейшими фактами жизни и становятся вехами в ней. Я, может быть, неточно выразился или неполно. Дело не в одних настроениях, но и в ощущениях, в чувстве цвета и колорита. Вот все это по отношению к душевной жизни может служить темой и много скажет. Невольно оно так и получается. В Коинькиных строчках преобладают безнадежно рембрандтовские тона. Я это понимаю, почти оправдываю, но ревную к Рембрандту Пушкина. Мы выросли на Пушкине, я говорю о нас с тобой, Коинька, мы были с ним неразлучны, он формировал нас эстетически и этически – останемся с ним. Когда я так говорю, я имею в виду главный мотив и главную черту пушкинской поэзии, как они были определены Белинским, а именно: грусть как основной мотив поэзии Пушкина и бодрый мощный выход из нее в ощущение собственной силы, как ее самую характерную черту. Родная моя, ты же хорошо знаешь чистоту и силу своего характера – я ему удивляюсь и преклоняюсь перед ним.

Постарайся же пересилить в себе Рембрандта ради Пушкина.

Чем я живу? Миром дорогих образов.

Я готовлю тебе маленький литературный подарок ко дню твоего рождения. Дело идет медленно. Бывают дни, когда омертвевает перо. Но и в лучшие дни, когда оно оживает, удается написать какой-нибудь десяток строк. Мне теперь уже немного осталось, чтобы закончить. Как бы хотелось, чтобы ты получила его к своему дню —

Узнай, по крайней мере, звуки
Бывало милые тебе —
И думай, что во дни разлуки,
В моей изменчивой судьбе,
Твоя печальная пустыня,
Последний звук твоих речей
Одно сокровище, святыня,
Одна любовь душе моей.

Опять Пушкин!

Мне хочется, чтобы ты перечитала у Толстого в «Детстве, отрочестве, юности» письмо матери Толстого мужу. Это было предсмертное письмо его матери, и я только потому напоминаю тебе о нем, что как ни остра выразившаяся в нем смертная тоска, она побеждается бессмертной любовью. Я не встречал ни в литературе, ни в жизни такого торжества, такого света любви. Как-то раз Николай Павлович высказал мне мысли, подобные тем, какие находятся в этом письме. Я хочу быть достойным права сказать о своей к тебе любви этими словами. Вот они:

Я слишком сильно чувствую в эту минуту, чтобы думать, что то чувство, без которого я не могу понять существования, могло бы когда-нибудь уничтожиться. Душа моя не может существовать без любви к вам: а я знаю, что она будет существовать вечно, уже по одному тому, что такое чувство, как моя любовь, не могло бы возникнуть, если бы оно должно было когда-нибудь прекратиться.

Саня.

Очень прошу: пересними фотографию Ник. Павл.269 и пришли мне переснятый экземпляр.

Плащ и прочее давно получил.

№ 402. А. И. Клибанов – Н. В. Ельциной

16.VI.51 г.

Родная Коинька, три дня назад был день твоего рождения. Я писал и телеграфировал и надеюсь, что с тобой были мои приветы. Ты писала мне в последнем письме, которое я получил (от 28. IV), что ждешь к своему дню моих писем, но знаешь, что в этот день я буду о тебе думать. У меня не бывает дня, когда бы я о тебе не думал, а иногда ты мне снишься. В день твоего рождения я неотлучно следовал мыслью за тобою. Ты еще спала, а я уже был возле тебя. Я был с тобой в комнате, на улице, на занятиях, провожал обратно домой, я с тобой разговаривал, читал тебе стихи, слушал тебя, а ночью ты спала уже – я дочитал новеллу Минковского «Цветы на камнях». Она посвящается: «Жизни, несущей жизнь». На языке моего чувства это посвящение выражается лаконичнее, одним словом, – твоим именем.

Последнее письмо, полученное от тебя, живо представило мне твое состояние и огорчило меня. И по содержанию, и по почерку я вижу, как глубоко ты устала морально и физически. Родная, поспеши с отдыхом. В прошлом году свой отпуск ты провела как-то неудачно. Надо восстановить силы. Я уже как-то цитировал тебе Петефи:

Мы

, так создал нас Господь,И мы должны блюсти и

Что же касается остановок в работе, то в творческом процессе они необходимы по крайней мере так же, как знаки препинания в письме. Они всякий раз выделяют либо части предложения, либо отделяют одно предложение от другого. Ты понимаешь мою мысль?