Работаю с интересом и увлечением. Имею сейчас самостоятельный участок работы. Ответственность большая – все что зависит от моих способностей и работоспособности, делаю, чтобы быть на высоте положения. Получил стетоскоп, спасибо, но нельзя ли выслать фонендоскоп – им лучше выслушивать. Пошлите, если можно достать, десятиграммовый шприц и побольше иголок к нему. Лекарств мне не нужно, разве лишь сульфидину грамм 50. Вообще же поменьше тревожьтесь о моем быте. Он пока, слава богу, довольно устроен. Было бы вам интересно увидеть меня в белом халате в моем кабинете, маленьком и узком. На полке лежат вещи, книги – Шекспир, Низами, Гёте и медицинские.
Не грустите, что редко получаете мои весточки. Зимой они будут чаще.
Скоро 27 сентября, родная, любимая Коинька. Постараюсь, чтобы ты получила от меня какой-нибудь духовный подарочек в этот день.
Всей душой ваш
вас любящий Саня.
Пишу тебе, родная, на литературные темы. Может быть, тебя это развлечет. Я давно обещал прислать понравившиеся мне стихи украинского поэта Максима Рыльского. Так как ты украинского языка не знаешь, я перевел некоторые из его стихов на русский. Знаю, что переводы слабые, но другие мне сейчас не по силам. Вспоминаю, как четырнадцать лет назад я ночами переводил, сидя в крохотном уголке, Гейне – «Книгу песен». От этих переводов (более всего я жалею о потерпевшем томике стихов, который и берег и пронес через многие годы) кое-что могло у тебя сохраниться.
Книга стихов Максима Рыльского, лауреата Сталинской премии, а именно том 1 «Лирика» попала мне случайно, и я было не обратил на нее внимания. Но, раскрыв, был приятно изумлен. Помнишь ли ты рижский художественный музей, со стен которого на нас глядели Левитан, Серов, Поленов, а на самом деле это были латышские подражатели знаменитых русских мастеров. Так вот, со страниц «Лирики» Рыльского глядит Александр Блок, Лев Гумилев, Осип Мандельштам и др. При этом Рыльский не только подражатель, но и продолжатель их художественного метода. Впрочем, вот и примеры <…>260
.Все это примеры чистой лирики, очень родственной Блоку, а вот и другие образы, немного тяготеющие к «Скифам» <…>261
.А вот гумилевские мотивы <…>262
.Хорошо передает Рыльский всякому человеку знакомое чувство влечения к природе. И. Ерошин любил бетховенские, кажется, слова: пойди в природу и исцели свой дух. Рыльский пишет <…>263
.Поэту дано было чувствовать безоблачную радость бытия <…>264
.А вот и древность, которой большую благодарную дань отдал Осип Мандельштам265
<…>266.Ну и еще одно в заключение <…>267
.Перевел еще, но дошлю как-нибудь в другой раз. Скажу тебе, родная, что когда я читал и переводил эти стихи, то думал, что волновавшее и теснившее меня чувство, доступный…268
1951
2.III.51 г.
После новогоднего письма Коиньки никаких не имею от вас известий, родные. Почти ко всему привыкаешь, но как с беспокойством ужиться? Раньше все бегал на почту – торопил время, а теперь перестал – прячусь от самого себя. Это, конечно, не упрек, а потребность немного облегчить ношу. Стараюсь читать. Из прочитанного за эту зиму глубже всего пережил «Обрыв» Гончарова. Я почувствовал симфоничность этого произведения и особенно величие разрешающего его финала. Это уже не Тургенев. Это почти Толстой. Последняя из прочитанных книг (сейчас перечитываю второй раз за последние два года Пришвина) – «Сестры» Алексея Толстого. И вот вспоминается вечер в просторной, новой, еще не обжитой комнате. Мы расположились прямо на полу и раскладываем старые домашние фотографии. На одной из них Даша в глухо застегнутом платье, юная, сдержанная, целомудренная. Да, едва ли не целая жизнь легла между Дашей, которая сейчас вместе с нами склонилась над фотографиями, и этим ее образом, уже далеким. Но в эту минуту протянулась живая нить между прошлым и настоящим. Я подсмотрел глубокие доверчивые серо-голубые глаза. Не такими ли видел их Телегин? А когда дочитал до березки – совсем заволновался. Не донесли они своей березки. А наша белая ветка, что она?
После «Сестер» дальше читать не хотелось… Слушаю часто по радио сводки погоды. В феврале стояли и у вас морозы. Думал и представлял тебя в эти холодные вечера. Знаешь что? В этот момент все радостное, что я испытал в науке, я отдал бы за счастье наколоть дров и протопить печку в твоей комнате.
Что сказать о себе? Самочувствие остается прежним. Приходит на ум Мицкевич с его «Крымскими сонетами»:
«Сказав молитву, брось поводья. Положиться
Тут надо на коня»…
Это, может быть, верно для целой жизненной полосы.
Неразлучно с вами, Саня.
Получила ли письмо от Нилы? Ответила ли? или Наташи.
18.IV.51 г.
Родные! Немного успокоился, получив Манюшино письмо.