Родной мой, сегодня была у Жоржа. Видела хорошие портреты – женские, Пастернака. Говорили о тебе. Просил заходить. Мечтает, чтобы и Соня со мной зашла. Рассказывал о нетерапевтических дозах кодеина, которые принимают люди – сами себе назначая, – это и меня очень разволновало. Неужели нельзя слушаться специалистов? Говорил очень тепло и с волнением. С Вовой я виделась в Ленинграде. Он просил тебе послать небольшую рукопись по вопросам истории религии. Хочет тебе писать. Пока он еще там. Здесь я побывала у Клавы. Она хорошо выглядит. Долго сидели. Обещала в конце месяца запросить, в связи с посланным Шефом отзывом о результате и таким образом подтолкнуть. Кстати, уже известно, что рукопись вызвала интерес.
Жара здесь просто невыносимая – на солнце 44. Я погибаю. Отпуск у меня как-то срывается. Я имела путевку на август месяц под Ригу. Но сейчас выясняется, что по ходу работы – могу не раньше сентября. Куда ехать и что делать, даже не знаю.
Родной, месяца два тому назад, наконец, ко мне пришла мысль, которая заслуживает внимания, и шеф (который достаточно строг и суров) одобрил ее полностью. Я знаю, что последние два года все шло на очень и очень среднем уровне. Будут, конечно, трудности, но это трудности преодоления, а не создания чего-то почти заново из небытия. Возможности для реализации не легкие.
Здесь все на даче и, живя уже несколько дней, я никого, кроме домработницы, не видела. Три раза в день принимаю душ. Надя и Миша шлют тебе тысячу приветов. Надя очень сдала. Сердце неважное. На глазах слезы, когда говорит о тебе. Остальное у них по-прежнему. Звонит мне 1000 раз в день. Я пишу тебе все не то, что нужно. Меня волнует каждое слово, как будто я сама была. И это спокойствие. Чего оно стоит. Хватит ли сил на будущее, которое, может быть, такое близкое. Я неспособна на такое спокойствие. Дай-то бог, побольше тебе сил и веры. Может быть, зажглась уже, наконец, звездочка.
Обнимаю тебя горячо и верю в светлые дни и нашу встречу. Хоть бы скорее это было.
Н.
31.VII.54 г.
Родная Коинька!
Ты уже, конечно, вернулась из поездки. Теперь, не теряя времени, займись организацией своего отпуска. Я хочу встретить тебя отдохнувшей и поздоровевшей. Деточка моя, прошу тебя, позаботься о себе. Тебе и мне очень нужны твои силы.
Я все еще не знаю ничего конкретного, как и что со мной будет, – нет ничего, кроме глубокой уверенности в желанной и скорой перемене. Вновь и вновь хочу обратить твое внимание на стихи Минковского,
известный тебе цикл. В них – credo.Получила ли ты ноты: романсы на слова Лермонтова и многих других? Часть из них надо отослать (я обозначил какую именно) Татьяне Александровне. Повторю, на всякий случай ее адрес: Томская обл., г. Колпашево, ул. Дзержинского, д. 14/4, кв. 6, Качаловой.
Понравились ли тебе ноты? Часть из них предназначена тебе.
Непременно ответь.
Клавдия должна получить замечания к опере «Маскарад» по Лермонтову. Вероятно, к тому времени, когда придет это мое письмо, «Маскарад» будет уже у нее. Там же есть вложение: подаренные тебе композитором наброски темы Арбенина, темы Нины, темы страданий Нины и ее смерти, темы баронессы Штраль и, наконец, тема заключающего оперу «Реквиема». Обязательно подтверди получение. В эти заметки к опере «Маскарад» вложено много души, мысли и труда.
Меня продолжает занимать основная мысль, изложенная в письме к тебе о «Преступлении и наказании» Достоевского. Если успею, выскажу тебе (в другой раз) все, что думаю, на бумаге, если нет – сделаю это устно. Речь идет о самой важной проблеме жизни и вместе с тем о понимании добра как ритма красоты – это честность, но для искусства это имеет чрезвычайное значение.
Родная моя, любимая Коинька!
Еще раз прошу тебя позаботиться о себе и обязательно воспользоваться отпуском. Это меня беспокоит больше всего. Спасибо за портрет <нрзб> Он всколыхнул много печально-радостных чувств.
Целую тебя.
Твой Саня.
1/VIII 54 г.
Родной, я получила твою открыточку со словами Драйзера. Разве может быть лучший подарок! Как я тебе благодарна за каждое слово. Какая это была для меня радость! Сколько нужно еще ждать, пока мы будем вместе, и как я жду.