Кровь событий. Письма к жене. 1932–1954 [litres]

Мы спустились по лестнице к выходу из дома. На каждой лестничной клетке стояло по «штатскому» в положении наизготове. Меня впихнули в автомобиль и привезли в большой дом на Лубянке. Было около 14 часов. Время, когда происходил обыск у двоюродной сестры Наташи, где я останавливался. Обыск длился с 13.30 до 16.30 28 февраля 1948 года. Три часа переворачивали вещи в шестнадцатиметровой комнате двое мужчин из Государственной безопасности, один в звании майора, другой в звании лейтенанта. Добычу упаковали и закрепили гербовой печатью Министерства государственной безопасности. Мое личное присутствие при обыске, по-видимому, не требовалось. За эти часы я был полностью обработан, то есть обрит, осмотрен, сфотографирован, обмыт, переодет и так далее, словом, по всем тюремным правилам, превращен в «готовое изделие» и препровожден в камеру.

Из записок Наташи: «Об аресте мужа мне позвонила в Ленинград секретарь В. Д. Бонч-Бруевича – К. Б. Сурикова. Я выехала сразу же в Москву. Пришла к В. Д. Бонч-Бруевичу. Все его попытки узнать причину ареста были безуспешны. Он считал происшедшее тяжелым недоразумением. Хотел немедленно узнать не только „причину“ ареста, но и добиться скорейшего освобождения мужа. Он решил написать письмо лично Министру и надеялся, что такой авторитетный ученый, как академик Б. Д. Греков, депутат Верховного Совета, который был в свое время научным руководителем мужа в аспирантуре Академии наук, также подпишет это письмо. Я пошла к Б. Д. Грекову, очень волнуясь предстоящей встречей. На лестнице дома, в котором жил Б. Д. Греков, несколько раз останавливалась от сердцебиения. Позвонила. Дверь открыл сам Б. Д. Греков и провел меня в свой кабинет. Я рассказала, что случилось. Он спросил меня: „Не мог ли Александр Ильич где-либо что-то сказать, что и навлекло беду?“. Я ответила ему, что пятилетний срок в лагере уже сам по себе абсолютно снимает возможные подозрения в неосторожности. Б. Д. Греков сказал, что подпишет письмо вместе с Владимиром Дмитриевичем Бонч-Бруевичем. Написанное и подписанное В. Д. Бонч-Бруевичем письмо было доставлено Б. Д. Грекову, однако, последний подписать отказался, не выполнив своего первоначального обещания». Это было в духе времени. Нет, не почин Бонч-Бруевича, а малодушие академика, депутата Верховного Совета.

Каждую неделю Наташа приезжала из Ленинграда в Москву, чтобы послать мне продуктовую передачу. Скрывала происшедшее со мной, боясь потерять работу. Какие-то слухи все же проникли в коммунальную квартиру, в которой она занимала комнату. Один из соседей, едва Наташа закрывалась в ванной комнате, неистово стучал в дверь и кричал: «Я знаю, кто ваш муж, где он, выходите из ванной, пока совсем не выгонят из квартиры». Отвратительная сцена на бытовом уровне тоже в духе времени.

Владимир Дмитриевич продолжал атаковать письмами Министра, добился согласия вернуть изъятые во время обысков бумаги. Оценил это как благоприятный симптом.