Кровь событий. Письма к жене. 1932–1954 [litres]

Сегодня 6 сентября. С 19 августа по сегодняшний день я не приступал к работе, слушал радиопередачи, читал, размышлял. Меня до сих пор не покидает чувство тревоги. Хочу верить в лучшее, но не забываю и о возможности худшего. Все пока зыбко. Но это ощущение от дней текущих. Ну а впереди? «Светлое будущее»? Как затаскали, как затоптали эти слова. Ну, хорошо, скажем не так, скажем по Короленко: А все-таки, все-таки впереди огни… Итак, сегодня 6 сентября. Вечером позвонила моя бывшая аспирантка: «Включите, Александр Ильич, телевизор, первую программу, смотрите повторную передачу телемоста, с нашей стороны нем участвуют Горбачев и Ельцин. Включил телевизор. Союзный президент смотрелся жалким. То, что французы называют [faire contre mauvaise fortune bon cœur] «Делать хорошую мину при плохой игре». И от остро поставленных американской стороной вопросов уклонялся, хитрил, не особенно убедительно и не очень ловко. На вопрос, как он мог допустить к руководству таких людей, какими оказались путчисты, ответил, что это был для него урок, что не ожидал предательства. Я не верю в неразборчивость Горбачева. Он хорошо понимает, кто есть кто. Если он умел находить общий язык с Рональдом Рейганом, Джорджем Бушем, Франсуа Миттераном, Колем, Геншером и другими лидерами Западного мира, значит, отвлекаясь от обмена мнениями по политическим вопросам, в чем-то общекультурном, в чем-то таком, что он крайне неудачно назвал в свое время «человеческим фактором», он должен находить с ними общий язык. В общении с Колем он едва ли не перешел на «ты»: как известно, они обращались друг к другу по именам, Михаил и Хельмут. Где-то в печати промелькнуло, что между Бушем и Горбачевым установились отношения на уровне «человеческого фактора», опять же обращались друг к другу как к Михаилу и Джорджу. Ни немецкая, ни американская сторона не допустили бы простой фамильярности, и если отношения их с Горбачевым действительно закреплялись на основе «человеческого фактора», то они считали Горбачева по всему складу личности, по манере держаться, умению вести переговоры человеком, повторяю, человеком, достойным простого доверительного и дружественного отношения. Мне очень трудно представить, чтобы на этом уровне, на таком же уровне, могли сложиться отношения между Колем, Бушем и Ельциным. Невозможно представить, чтобы Горбачев не знал подлинной цены таким людям, как Яковлев, Шаталин, Петраков, Шеварднадзе. А окружил себя на последнем этапе такими людьми, которые по короткому, но исчерпывающему определению Яковлева, были «шпаной». По существу ответ Горбачева на поставленный американцами вопрос сводился к признанию: «Я простак». Получается, что у нас простак в президентах. Очень сомнительную, очень шаткую позицию занял Горбачев при ответе на действительно острый и сложный, но никак не могущий быть снятым вопрос, заданный американцами, и на каждом шагу задаваемый в нашей стране. Невыгодным было его соседство с Ельциным во время передачи телемоста. Ельцин выглядел монументально, мне чем-то напоминал памятник Александру III, стоявший в свое время перед бывшим Николаевским вокзалом в Ленинграде. Если Ельцина (как и Горбачева) можно было бы назвать гостем в американской аудитории, так оно фактически и было, то Ельцин являл собой «каменного гостя», не по окаменелости речи и поведения, а именно по манере держаться и говорить. Он тоже ловчил. Помню, это было совсем недавно, его теледебаты с альтернативной кандидатурой на выборах, директором какого-то крупного завода [автозавода имени Лихачева в Москве]. Когда на вопрос об его отношении к религии Ельцин себя назвал атеистом. Сколько прошло времени с тех пор? Может быть, год, не больше? А вот теперь Ельцин заявил себя кем-то вроде духовного христианина. Он-де отрицает ритуалы, внешнюю церковную атрибутику, однако часто посещает церковь и при этом испытывает нечто вроде катарсиса (этого слова Ельцина, конечно, не знает). Горбачев в данном случае смотрелся лучше. Сказал, что он атеист. Сказал так, как на самом деле и есть. И был честнее.