Кровь событий. Письма к жене. 1932–1954 [litres]

И по ассоциации с этим, но не по аналогии, вспомнил и о крестьянине Витебской губернии Павле Петровиче Пузыреве, чье письмо, находящееся в составе архива Владимира Григорьевича Щербакова – архив этот в рукописном отделе Библиотеки имени Ленина – я опубликовал в качестве приложения к своей книге о современном религиозном сектантстве, увидевшей свет в 1969 году. Пузырев, как следует из письма, был знаком с женой Черткова Анной Константиновной Чертковой: «Анну (А. К. Черткову. – А. К.) я видал в 1917 году, когда был в Москве после переворота октябрьских дней. После того я был освобожден по болезни из рядов армии на родину. Что же я нашел дома? Одни развалины, холод, голод и больше ничего. Семейство мое бедствовало. У самого здоровье было потеряно и расстроено за царскую войну и защиту революции. Кое-как зиму пробились, весной пошел на сплав дров по реке Двине до города Витебска, а летом меня комитет бедноты определил в селение Устье, в церковную сторожку за неимением ни кола, ни двора. И вот, сколько я здесь набрался горя, так его и не перечесть: первым долгом исполнял и исполняю все советские должности, возложенные на меня до сего времени. За это не любило меня приходское духовенство, что я раскрывал народу их гнусную ложь и обман. Вторым делом с 1919 года в нашей местности свирепствовал бандитизм, вплоть до 1924 года. И вот советским служащим было очень плохо от бандитов, что я испытал на своей спине и своем имуществе. Бандитами я был избит до потери сознания, а имущество разграблено. Между прочим ими, бандитами, разграблена была моя библиотека, все научные ценные книги были похищены. Но дороже всего было похищенное полное собрание сочинений великого гения человечества – Льва Николаевича Толстого и с ним вместе много русских классиков. Окромя имущества, одних книг было похищено на 90 рублей. Все это было устроено Устьинским попом, который был тайным шпионом бандитов и их помощником, но и он тоже погиб, как и бандиты, от руки большевиков – красных.

Кончился бандитский кошмар, народ вздохнул свободней, и я, Пузырев, вступив на путь селькора, стал писать в газетах свои статьи и, между прочим, на свои скудные средства приобрел разной советской литературы рублей на 80, открыл в сторожке библиотеку для чтения, этим народ завлекать к чтению книжек и газет. И в 1925 году организовал в своей родной деревне Королевщине, открыл красный уголок и в 1926 году открыл в селе Устье в церковной сторожке красный уголок имени Ленина… Но церковники не дремали. И вот, когда я, Пузырев, был отозван на заседание Щучийского волостного исполнительного комитета, отстоящего от селения Устье 40 верст…, фанатично темная толпа богомольцев, так как дело было в воскресенье, начала грабить вещи Пузырева, а кулачки и церковный совет кричали: на что нам красные уголки, на что нам селькоры и комсомольцы, вон эту сволочь. И указывая на малых детей Пузырева, бежавших по снегу, кричали: бей этих коммунистов-безбожников об угол. И едва только прибывшим комсомольцам пришлось восстановить порядок, в который обратно вставили окна и двери и собрали семейство Пузырева обратно в помещение… Пузырев, несмотря на все гонения от кулачества и церковников, к 10‐й годовщине Октябрьской революции открыл третий уголок в деревне Прудок Щучейской волости… И за все несенные советские должности Пузырев не получает ни копейки денег, служа советской власти не за страх, а за совесть, на своем посту переживая различные неприятности и живя в крайней бедности среди темного народа, и имея семейству 9 душ, одну корову и три десятины земли – вот и все богатство».

Пузырев – фигура неординарная. Связанный некогда с толстовцами и исповедовавший учение Льва Толстого, он, можно полагать, благодаря опыту войны и революции, коих он был непосредственным участником, вообще отошел от веры в Бога. Я не хочу сколько-нибудь подробно комментировать письмо Пузырева. В описанной в нем ситуации Пузырев, не верящий в Бога, представляется мне «святым», а толпа богомольцев, возглавленная приходским священником и приступившая было к суду Линча над детьми Пузырева, заслуживает однозначно названия фанатичной.

События, о которых пишет Пузырев в своем письме, хронологически охватывают отрезок с 1917 по 1927 год. За это время взошла и погасла звезда революции. Чем ярче и выше звезда, тем продолжительнее ее сияние, уже мертвой. В статье «Возвращение к истокам», предваряющей труд Федотова «Святые древней Руси», протоиерей Александр Мень писал: «В 1937 году он (Федотов. – А. К.) с иронией писал об эмигрантах, которые мечтали об „избавлении от большевиков“, тогда, как уже „не“ они „правят Россией. Не они, а он“». Одним из симптомов политической метаморфозы, совершившейся при Сталине, Федотов считал разгон Общества старых большевиков.