Кровь событий. Письма к жене. 1932–1954 [litres]

Без малого сорок лет миновало после смерти Сталина. На XX и XXII партийных съездах феномен Сталина был определен как «культ личности». Алгоритмическая судьба исходного определения, – имею в виду правившие верхи – казалось, близка к летальному исходу. Его параметры становились все более узкими и короткими. Этого не произошло благодаря давлению общественного мнения в стране и за рубежом, потрясенного и возмущенного разгулом и жестокостью сталинских репрессий. Первый перестроечный год ознаменован был поначалу неуверенным возобновлением чуть было не оборванной нити. В последующие годы информация о репрессивной политике и реабилитации ее жертв нарастала лавинообразно. Исходное определение «культ личности» переросло в определение – тоталитарно-репрессивный режим. Ущерб от постигшего страну бедствия, от политического Чернобыля, как его теперь можно называть, едва ли когда-нибудь может быть измерен. И вдруг в суматохе и неразберихе дел и идей переживаемого времени из сорокалетнего небытия восстает Сталин, да, тот именно Сталин, о котором: «Сталин – это Ленин сегодня». Снова, как в злополучные десятилетия его правления, образ накладывается на образ, без зазора, с мастерством, достойным увенчания Сталинской премией I степени. Где-то прочел или от кого-то слышал: «Одно и то же в разное время – совсем не одно в то же». В самом деле, некогда отчеканенная медаль теперь перевернута с лицевой стороны на обратную. Теперь на лицевой стороне – Ленин, казнимый за все, чему он был и не был причастен, само собой за преступления Сталина – он-то на обратной стороне медали.

Так-то, на такой вот лад тиражируется сталинская фальшивка. Я не называю имен, они мелькают во всех средствах массовой информации. Ведают ли, что творят нынешние разносчики фальшивки? Ответ на вопрос двоится: полагаю, что сомнения в качестве пущенного в оборот материала не обременяют ни их ума, ни совести. Перекрыта самая возможность сомнения. Ибо движимы они чувством мести, всепоглощающим тотальным: Карфаген должен быть разрушен! Да, должен быть разрушен, разрушен, но не отомщен. Месть не разбирается в средствах для достижения цели. Хорошо любое, было бы действенным. В сущности, она не имеет цели, ибо она самоцель. Обращенная к прошлому, к пути, истории уже пройденному, она столь же бессмысленна, как бессмысленно грозить кулаком небу. Итак, ведают ли, что творят? Нет, не ведают, того не ведают, что обуреваемы бесовщиной, типично сталинской. У Ленина была цель, высокая, какой бы утопичной она ни оказалась. У Сталина была самоцель – личная власть, беспрекословная, ненасытная. Здесь линия разграничительная, она же пограничная. Как бы ни разнились характерологические особенности того и другого – суть дела не в них. Разные исторические сроки, разные их олицетворения.

В тему об «исторических сроках», о персоналиях, наиболее полно выразивших, каждый в свой срок, доминанту исторического развития и ставших верховными «исполнителями сроков», – я только вхожу. Прежде чем продолжить изложение и в ущерб его логической последовательности, скажу: разделяю, понимаю, чту боль людей за поруганную честь родины, за погубленные режимом жизни – им «несть числа», за попранную веру и покалеченные души, за все постыдное и постылое. Те, к кому обращен вопрос, ведают ли,что творят, – жертвы времени, учившего ненависти, и вместе его психологические пленники. Выдавливать из себя раба, значит также осознать и преодолеть в себе бездушную агрессивность во всех ее ипостасях, во всех личинах. Примером предостерегающим и наиближайшим служит Сталин – ловчайший оборотень в политической истории XX века.

Но продолжим тему об исторических сроках и их наиболее адекватных олицетворениях. Я привлекаю свидетельства, суждения, оценки моих старших и младших современников. Критерий отбора – люди свободной мысли, безупречной искренности, щедро наделенные умом и талантом, высокоэрудированные, раз и навсегда присягнувшие совести люди. Вас ожидает обилие выдержек, не обессудьте, в них то, чего сам я не знаю, а о том, что знаю, пусть лучше скажут те, кто скажет лучше. Комментарии к цитируемым текстам в меру их необходимости остаются за мной.

Статья Григория Померанца «Опыт философии солидарности» (опубликована в журнале «Вопросы философии» в 1991 г. № 3)367. Автор статьи философ, культуролог, эссеист. Прошел долгим тернистым путем диссидента (со второй половины 50‐х годов?), включая тюрьмы и т. п. Итак: «…Когда начинаются расстрелы, трудно остановиться. Просыпается палачество, и на первое место в государстве выходят палачи. Этим утопия уже только предлог. Счастье (как говорил Сталин) – иметь врага, уничтожить его и выпить бутылочку хорошего вина…