Кровавая вода Африки

Капитан, позвав дона Родригу, пошёл с ним в лагерь пастухов. Их женщины и в самом деле строили хижины, и капитан понял, что пастухи, видимо, рассчитывают остаться здесь надолго, если не навсегда. Капитан и дон Родригу переглянулись и принялись искать вождя Нинббе. Вождь, и правда, лежал в тенёчке вместе с остальными мужчинами.

На вопрос капитана о дальнейших планах, который последовал, конечно же, только после долгого ритуального выяснения состояния здоровья всех присутствующих и отсутствующих в этой беседе, вождь Нинббе сказал:

– Этот день так хорош, а мы все так устали, что жаль будет проводить его в дороге. Завтра, когда настанет новый день, завтра, может быть, мы и пойдём дальше. Завтра будет видно.

Когда дон Родригу перевёл капитану эту фразу, тот опустил глаза и прикрыл их веками, буквально захлопнув, как окна ставнями во время ненастья: он боялся, что через его глаза может вырваться наружу то страшное и безобразное чувство, которое сейчас захватило его настолько, что ему даже трудно стало дышать. Потом он откашлялся и сказал, опять поворачиваясь к вождю и глядя на него в упор:

– Но скоро начнутся дожди, вождь, и тогда будет трудно идти.

– Наш колдун говорит, что дожди пойдут не скоро. Он говорит – будет засуха и надо уже молить богов о дожде, – ответил ему вождь Нинббе спокойно, без улыбки, но с каким-то странным, не то недоуменным, не то хитрым выражением тёмных, непонятных глаз.

Капитан, почувствовав, что сегодня он от вождя мало чего добьётся, поклонился и пошёл из туземного лагеря прочь.

– Интересно, им здесь, в Африке, знакомо чувство благодарности? – горько спросил он через некоторое время у дона Родригу.

– Наверное, знакомо, – ответил дон Родригу. – Но это во многом зависит от племени… Хотя меня порой обескураживает отношение туземцев к тому, что ты им сделал. Всё сделанное тобой как-то сразу забывается: они тебя не благодарят, но зато и зла на тебя не держат, когда ты их чем-то, по их мнению, обидел. Они словно равнодушны к тебе так же, как к природному явлению, которое уже случилось и которое остановить и изменить нельзя.

Тут в пяти шагах от них из высокой сухой травы выскочила гиена, посмотрела на них спокойно, сделала длинный скачок, пересекая их путь, и побежала вприпрыжку по равнине, сотрясая набитое брюхо. Капитан выхватил пистолет.

– Пусть её идёт, – сказал дон Родригу.

– Да, – ответил ему капитан, убирая пистолет. – Похоже, она уже наелась… Но до чего же отвратительный зверь… Так и хочется всадить ему пулю в зад.

Когда капитан и дон Родригу пришли в лагерь, матросы стали им жаловаться, что в лагерь приходили гиены – пришли, сели невдалеке, посидели молча и ушли. И дон Родригу, по общей просьбе, стал рассказывать в своей обычной неспешной, завораживающей манере:

– Гиена – очень страшный хищник. Особенно страшны они в стае, но даже одна гиена способна справиться с такой крупной добычей, как гну или зебра. А в стае они могут напасть даже на львицу, охраняющую львёнка, и тогда львёнку нет спасенья. Пока львица отгоняет одних гиен, другие добираются до нежного детского мяса… Поэтому обязанность охранять львиное потомство лежит на самцах. Обладая огромной массой, лев с разбегу буквально врывается в стаю гиен и, нанося мощные удары, каждый из которых способен убить, обращает гиен в бегство. Так повелитель прайда отрабатывает ту кормёжку, которую ему предоставляют львицы – ведь именно они охотятся в львиной семье.

– Как львицы? А лев что же? – удивлённо спросил доктор Легг.

– Лев не охотится, – ответил дон Родригу. – Он может даже довольствоваться тем, что отберёт у гиен. Как только лев услышит вой гиен, как он сразу же устремляется к ним, зная, что здесь можно поживиться.

Доктор растерянно-вопросительно посмотрел на мистера Трелони. Тот с кротким видом пожал плечами и отвёл глаза, скорбно поджав губы.

– Ну, и ещё охотятся молодые самцы, у которых пока нет своего прайда и которые сбиваются в небольшие группы, – добавил дон Родригу.

Доктор Легг довольно завозился на своём месте и с улыбкой опять взглянул на сквайра. Мистер Трелони ослепительно заулыбался ему в ответ.

– Так что, львы и гиены – извечные и старинные враги, – продолжал рассказывать португалец. – Лев никогда не откажет себе в удовольствии убить гиену, а львята и особенно старые, изгнанные из прайда львы – обычная добыча гиен, которые неделю могут преследовать одряхлевшего льва, пока не прикончат его.

Про гиен говорили долго, и словно беду накликали – чуть только стемнело, как гиены окружили лагерь и завели свою гнусную песню, которая не смолкала до утра, и до утра в лагере никто так и не уснул. Ночью сквайр, выведенный из себя их воем, несколько раз вскакивал со своего места и хватался за мушкет, но капитан велел беречь патроны.

Утром капитан, вместе с доном Родригу, опять ходил в деревню пастухов. Он нашёл вождя Нинббе, сидящим возле своей хижины, и спросил у него прямо:

– Мы сегодня пойдём дальше?

Вождь посмотрел на капитана, как на неразумное и докучливое дитя, которое само не знает, чего хочет, и сказал:

– Здесь есть вода.