Кровавая вода Африки

– За ним, – тихо приказал капитан. – Он нас выведет к воде.

Им повезло, что шакал трусил медленно, иначе он давно бы от них удрал, но шакал двигался еле-еле, словно бы из последних сил, он даже не подвывал на ходу, как обычно это делают все шакалы, а лапа его, сначала поджатая под брюхо, теперь бессильно свисала, волочась по земле, также как и его облезлый хвост. Иногда шакал останавливался, озираясь всем телом на идущих за ним людей, и смотрел на них недоумёнными слезящимися глазами. И капитан замирал, показывая рукой остальным, чтобы те остановились и не двигались.

Солнце, уже клонившееся к закату, почему-то жгло невыносимо.

Ветер нёс им в спину тучи чёрной сухой пыли, и она покрывала жёлтую траву под их ногами и странно ложилась на светлую поверхность встреченного ими солонца, к сожалению, слишком маленького и высохшего, представлявшего собой всего лишь белёсую прогалину среди деревьев с глубокими ямками по краям, вылизанными животными. Один раз они пересекли следы носорогов, которые, судя по отпечаткам копыт, втоптанным в кучу засохшего соломистого помёта, когда-то давно проходили здесь. Сейчас никого кругом не было, только стояли тут и там в страшном безмолвии высокие, выше человеческого роста, изъязвлённые грибы термитников, словно слепленных из жёванной бумаги.

Шакал торопился, он уже не останавливался и не смотрел на людей, которым, судя по всему, предстояло перейти через широкую равнину. Трава на равнине была невысокая, пожухлая, и её высохшие стебли, почти лишённые боковых побегов, чувствительно кололи ноги через одежду. Скоро усиливающийся ветер вдул в их лёгкие запах дыма и гари, а в прорехи одежды вбил вместе с пылью массу сухой травяной трухи, отчего всё у них стало нестерпимо чесаться.

Они шли за капитаном и шакалом уже не цепью, а сбившись в кучу, и всё-таки эту кучу замыкал Платон. Он не спускал глаз с капитана, который иногда оглядывался на него. Быстро теряющий силы сквайр тоже оглядывался, но он смотрел не на Платона, а дальше, назад, за его спину, потому что всё ждал огонь, и скоро он его увидел: сначала их нагнал чёрный дым и гул, а потом и пламя – оно перескакивало с одного участка равнины на другой, пожирая стоящие там деревья, и они корчились и ёжились, взрываясь новым и новым пламенем, которое со скоростью ветра рвалось к отряду, догоняя и обходя его справа и слева, и это была уже сплошная стена огня с беспросветным чёрным дымом, уходящим в самое небо.

И тут шакал сел и завыл, обречённо и безнадёжно. Капитан подошёл к нему и подхватил на руки – шакал был небольшой, величиной с дворнягу, с недлинной и редкой шерстью. Шакал затих, а капитан закрутился с ним на одном месте.

– Ищите всё, что может нас спасти! – закричал он и вдруг, увидев просвет, где не было ещё огня, бросился туда бегом с криком: – За мной!

Все кинулись за ним, и скоро, спотыкаясь ногами о корни, торчащие из земли, цепляясь за них руками, подталкивая и подтягивая друг друга за мешки, мушкеты, одежду и за что придётся, они вбежали на небольшой лысый холм, вершина которого была каменистой, и где среди камней росло несколько небольших деревьев, и почти не было травы.

И тут мистер Трелони рухнул в руки доктора Легга.

– Доктор! Помогите ему! – закричал капитан, сбрасывая с рук шакала. – Остальным – слушать мою команду! Всё ещё только начинается!

Капитан свалил с себя мушкеты и мешок и обежал холм по кругу, лихорадочно оглядываясь, как во время боя – огонь подступал к ним со всех сторон.

– Платон! – закричал он. – Достань палатку! Будешь сбивать ею огонь!

– Дик! – подбежал он к матросу. – Где твой топор? Руби это дерево! И вон то, другое, что растёт совсем низко… Потом отбросишь их наверх, на вершину холма. Ты понял меня?

Матрос бешено затряс бородой и кинулся выполнять приказ. А капитан уже подбежал к Жуану.

– Жуан! Бери свой топор! Руби землю с травой и кидай её вниз!.. Землёй кверху! – кричал он Жуану, забыв в этот момент, что молодой проводник почти не говорит по-английски.

Дон Родригу перевёл сыну слова капитана. Вдвоём с Жуаном они стали рубить тонкий слой африканского дёрна и бросать его вниз, в огонь, наползающий на холм жаркими языками. А капитан уже кинулся к мешкам, что-то среди них разыскивая.

– Ах, вы мои блиночки горелые! – азартно закричал он, подбегая с двумя саблями в руках к растерянно озирающимся пленникам. – Ты и ты, марш за мной!

Он потащил пленников к другой стороне холма и показал им, как надо вырубать канавы и куда, и как бросать дёрн. Потом в другую сторону он позвал матросов, и скоро все на холме срывали и бросали землю, сбивали шляпами, куртками и одеялами пламя, рубили деревья и перетаскивали камни, обжигаясь искрами, морщась, кашляя и жмурясь от жара, поднимая клубы пыли, копоти и дыма, вскрикивая, рыча, задыхаясь, бешено матерясь и изрыгая страшные проклятия на всех языках и наречиях мира, какие они только знали.