Потом он обернулся, посмотрел через плечо на тучу, растущую на горизонте, нахмурился и крикнул:
– Ну! Кто самый смелый? Вперёд!
К мосту быстро шагнул доктор Легг. Сняв с головы шляпу и взмахнув ею, он залихватски крикнул на всю реку:
– Жертвую собою ради искусства!
Доктор шагнул на мост, согнулся и, перехватываясь правой рукой за его бревна, по-рачьи полез на тот берег. Его мешок и мушкет неудобно свешивались через плечо, доктор поддерживал их другой рукой. За ним на мост полезли остальные.
Они шли по мосту в полной, абсолютной и даже какой-то зловещей тишине. Где-то впереди, как раз перед ними, в совершенно безоблачном небе набухала синюшный цветом одна единственная туча, она быстро разрасталась у всех на глазах, как нарыв, как страшный гнойник, и по мере своего набухания эта туча приобретала угрожающий багровый оттенок.
– Быстрей, быстрей! – закричал капитан. – Не нравится мне эта багровость!
Он стоял у опоры моста и принимал с него людей, поддерживая их, отводя от моста подальше и принимая следующих.
Наконец, все перебрались. Как всегда последним, улыбаясь, шёл Платон. Капитан вышел вперёд всех и уже хотел вздохнуть с облегчением и заулыбаться счастливо, как вдруг из прибрежных зарослей совершенно бесшумно им навстречу выдвинулось множество чернокожих туземцев с копьями и натянутыми луками, стрелы которых смотрели капитану и остальным прямо в грудь.
****
Всё это моментально пронеслось в голове у капитана, когда он, сделав шаг назад, застыл на месте.
– Почему они в нас не стреляют? – тихо, одними губами спросил он у дона Родригу, который стоял рядом.
– Потому что, мы нужны им живыми, – ответил ему тот тоже тихо и добавил: – Это людоеды.
По спине капитана струйками потёк холодный пот. Отряд, сбившись в кучу, стоял перед двойной цепью туземцев – высоких, стройных и грозных воинов.
– А почему вы думаете, что они людоеды? – уже не приглушая голоса, спросил капитан.
– Видите, у них в мочках ушей висят кости, – ответил португалец, тоже совсем не скрываясь. – Они человеческие.
– Это фаланги пальцев рук, – пояснил доктор каким-то стёртым, не своим голосом.
– Пресвятая дева, – выдохнул матрос Брусок.
Матросы стали шептать молитвы.
– Мы можем опять перейти на тот берег и разобрать за собой мост, – быстро сказал мистер Трелони.
– Не можем, – ответил капитан, продолжая неподвижно стоять на месте. – Этот мост не так-то легко разрушить или разобрать. И людоеды пойдут за нами… Или будут стрелять. Их много, а у нас четырнадцать мушкетов, и в стволе лишь по одной пуле. Они нашпигуют нас стрелами, мы не успеем даже снять мушкеты с плеча.
Капитан стал лихорадочно шарить глазами по окрестным зарослям. И тут он вдруг понял, даже скорее осознал с каким-то мучительным отчаянием, почему дерево-исполин показалось ему необычным. Он даже застонал, как от боли, и по коже у него поползли мурашки: под этим деревом не было не только травы, но и листьев, которые с него облетели! Под этим чёртовым деревом не лежало ни одного чёртового листочка – ни зелёного, ни сухого! Словно кто-то их тщательно собрал или подмёл. «Боже мой, – промелькнуло в голове у капитана, как же я был слеп!»
И тут налетел ветер.
Сначала он был не сильный, но он поразил всех: только что полное безветрие, напряжённое, предгрозовое безветрие и вдруг… И вдруг над головами людоедов, у них за спиной, ударила молния, и тёмное небо вспыхнуло жёлтым огнём, и сразу же грянул гром, такой оглушительный, что капитана всего передёрнуло, а молния пронеслась ещё, и ещё, и ещё раз, и били молнии непрерывно, раз за разом, и непрерывно оглушающе грохотал гром, а людоеды обернулись и замерли, задрав в страхе головы, а молнии, приближаясь, все полыхали, и били они уже вниз, вниз, в землю, и ветер неистово свирепел.
А потом полыхнуло совсем рядом, и совершенно чёрное небо раскололось огнём, и раздался оглушительный треск и грохот такой, словно сотни и сотни бортовых орудий вдруг ударили разом, и за спинами людоедов вспыхнуло и загорелось их священное дерево.