Кровавое сияние небес

— Конечно! А как еще? — изумилась я его недоумению. — Ты лучше напрягись и вспомни, куда Сашка что-то прятала. Вот найдем ключ и сразу вернемся. А иначе будем сидеть, пока не застукают и не сдадут в ментовку. Наша свобода, Вовик, в твоих руках!

— Ты совсем очумела, что ли?! — разозлился Пчелкин. — В какую ментовку? Я-то не обыскиваю чужие дома, это ты неугомонная! Ну хорошо, — чуть помедлив, сдался парень. — Прятала она все в подвале, в своем отсеке, так назовем. То есть в маленькой комнатке…

— Знаю-знаю, — перебила я. — Слышала и видела дверь. Но туда нам больше не попасть. А если здесь?

— Здесь? — Он огляделся. — Ну в спальне у нее шкатулка на гардеробе стояла. Там цацки всякие и еще маленький блокнот, куда она стихи записывала. Только это место подходит, а больше я не знаю…

При слове «стихи» у меня екнуло сердце. «Я умерла, и мне уже не больно…» Нужно ли рассказывать Вове то, что знаем мы с Татьяной? Думается, если Пчелкин прочтет дневник Комиссарова, он парня физически уничтожит, причем самым страшным инквизиторским методом.

Я решила для себя, что если мы найдем Сашин блокнот с поэзией, то я ни за что не подпущу Владимира к его содержимому. Скорее всего, все творения будут посвящены Антону, зачем Вове лишний раз страдать?

Мы прошли в спальню. Я снова полюбовалась на красивое красно-розовое покрывало, на корешки книг, стоящие на зависть пехотинцам ровно, на прикроватную тумбочку, изготовленную в стиле рококо: белую с позолотой, цветочным принтом, ракушками вместо ручек и тонкими изогнутыми ножками; на аккуратную лампу-бра, выполненную в форме лилии. Здесь все было цветочное, бело-розово-красное, уютное. Я бы с радостью и комфортом тут жила. Приходилось резюмировать, что наши с Александрой вкусы совпадали во всем: в мужчинах, в литературе, в дизайне интерьеров.

Вова, пользуясь своим богатырским ростом, потянулся к верхушке шкафа и извлек шкатулку практически с потолка.

— На, — передал мне.

С замиранием сердца я ее открыла. Было немного неловко оттого, что я вторгаюсь в самое личное и сокровенное богатство этой девушки. Но я ведь уже и дневник-воспоминание о ней прочитала, и в того же мужчину влюбилась, и расследую обстоятельства ее смерти, а теперь вот расположилась в ее спальне. Мне начинало казаться, что границы между Сашей и мной потихоньку стираются, и в связи с этим я могу считать эту шкатулку своей.

Я снова тряхнула головой, да так, что челка, победив паутинную сеть фиксационного лака, взметнулась со лба на макушку. Что я несу?! Я сошла с ума? Ни в коем случае нельзя ассоциировать себя с мертвой девушкой! Хотя бы чисто по психологическим причинам, а точнее, ввиду безупречно развитой склонности к самовнушению (что и было уже доказано возникновением глубокого чувства к знаменитому актеру без единого личного контакта).

— Ну? — поторопил меня парень, видя, как я обездвижилась, уставившись в одну точку.

— На, ну… — передразнила его я, испытывая непонятное раздражение то ли на него, то ли на саму себя, и стала аккуратно извлекать все содержимое. Да, это были по большей части цепочки, сережки, колечки. Плюс еще какие-то мелкие предметы, вроде украшения на телефон или на ногти. После этого я заметила внизу довольно широкой шкатулки выдвижной ящичек. В нем-то и оказался блокнот. Я не собиралась его листать, но он вдруг сам открылся. В следующий миг я поняла почему. Внутри был вложен ключ, он и сыграл роль своеобразной закладки, распахнув блокнот именно в том месте, где лежал. — Вова… Это то, что я думаю?

— Да, — почесав лишенный растительности подбородок, протянул парень. — Только что он открывает?

— Это нам и предстоит узнать.

Глава 11

После недолгих раздумий и пары безуспешных попыток что-либо открыть этим ключом и в этих двух комнатах, и в Дарьиных, мы пришли к выводу, что ключ открывает дверь одной из закрытых, запретных, таинственных кладовок подвала. Конечно, этот вывод напрашивался с самого начала, как самый логичный и предсказуемый, учитывая детективный жанр, но мы страсть как не желали его принимать: во-первых, нам уже погрозили пальцем и сказали «ни-ни», во-вторых, замок на входе в подвал уже, скорее всего, поменяли опять же по вине нашей проделки. Туда никак не попасть.

— Идем, — горестно вздохнула я и повела Пчелкина на первый этаж. На площадке между первым и вторым мы притаились, присели и выглянули: никого. Однако из гостиной доносилось много голосов, гостей было как минимум десять. Особенно выделялся Танькин, хуже всего было то, что приятельница не просто бубнила, а… пела. — Напилась, — возмущенно констатировала я.

— Кто?.. Так это твоя напарница там «ой-мороз-мороз» выводит?

— Увы.

— Ясненько. Путь чист, идем.

До чего ж мне не хотелось участвовать во всеобщей пьянке под звуковым сопровождением Таниных потугов на эстрадное выступление!

— Слушай, — я схватила Вову за руку, — может, сбежим, а?

— Не могу, у меня там мать.

— Да? — удивилась я.

— Ну конечно, нас по-соседски пригласили. А так мне самому не фонтан, из друзей только Людка Степанова собиралась прийти. Но когда я наверх поднимался, ее еще не было.