Кровавые ритуалы. Барабаны зомби

Моя магия вырастает из всех этих источников. А может, еще из чего-то более темного. Страх ведь тоже эмоция. И ярость. И вожделение, и безумие. Я не слишком добродетелен. Конечно, я не Чарльз Мэнсон какой-нибудь, но и святым меня никак не назовешь. Пожалуй, раньше я был лучше, чем теперь. Слишком много мне с тех пор пришлось видеть людей, искалеченных, убитых или просто запуганных той же самой силой, которая, по идее, должна была бы сделать мир лучше… по крайней мере, не хуже. Чем дальше, тем больше я делаю ошибок, тем больше принимаю недальновидных решений, некоторые из которых стоили кому-то жизни. Раньше я был увереннее в себе. Каким-то… более цельным, что ли.

Дурацкая рука чертовски болела. У меня имелось с полдюжины – один другого краше – поводов бояться, что я и делал. Тошнее всего мне делалось при мысли о том, что допусти я ошибку – и за нее может поплатиться Мёрфи. А если случится такое, я даже не знаю, что делать.

Я впитывал все это – хорошее, плохое, безумное, то негромкое жужжание, от которого дрожали мелкой дрожью идолы, свечи и курильницы на окружавших меня полках. В стеклянной двери я видел свое отражение: на месте левой руки пульсировал, плюясь сердитыми брызгами, клубок голубого огня. Я собирал воедино окружавшую меня энергию, накапливал ее в заряд для обороны – или для нападения. Я не знал, чего хотели от меня эти две фигуры в черном, но если они искали драки… что ж, я не собирался их разочаровывать.

Завернувшись в энергию как в плащ, я вышел на улицу, чтобы встретиться лицом к лицу с теми, которые ждали меня на тротуаре напротив. Я не спешил, шагая медленно и ровно, и следил за теми двумя, но лишь краем глаза. Со стороны казалось, наверное, что я смотрю себе под ноги, и я шел так, пока голубой свет моего оберега не коснулся темных ряс, окрасив черную ткань синим и провалив тени в складках еще глубже. Только тогда я остановился и медленно поднял глаза, встретившись с ними взглядом.

Возможно, мне только показалось, но эти двое чуть отшатнулись, как от порыва ветра. Октябрьский ветер и правда завывал вокруг нас, обжигая кожу ледяным холодом с озера Мичиган.

– Что вам нужно? – спросил я, стараясь, чтобы голос мой не уступал холодом ветру.

– Книгу, – отозвался тот, что выше.

Какую еще книгу? Занятно…

– Гм… Судя по вашему виду, вы большой поклонник Шуберта, – предположил я.

– Скорее Гёте, – возразил он. – Отдай ее мне.

Что ж, значит, его определенно интересовал der Erlking. Голос его звучал как-то… странно, что ли. Несомненно мужской, но не совсем человеческий. В нем слышалось некое вибрирующее жужжание, отчего слова казались едва заметно искаженными. Говорил он медленно, размеренно. Впрочем, иначе вышло бы и вовсе не разборчиво.

– Поцелуйте меня знаете куда, – ответил я. – Ищите себе книгу сами, прихвостни Кеммлеровы.

– К безумцу Кеммлеру я не испытываю ничего, кроме отвращения, – возразил тот. – И оскорбления твои меня не задевают. Это дело вообще тебя не касается, Дрезден.

Это, как говорится, заставило меня призадуматься. Одно дело – разбираться с надменными, хоть и сильными чернокнижниками, не имеющими представления о том, на что вы способны. Совсем другое дело – справляться с теми, кто хорошо подготовился к встрече и знает, кто вы такой. В общем, настал мой черед переходить в оборону.

Это не укрылось от внимания фигуры в черном. Его не совсем человеческий голос сделался громче, и он рассмеялся.

– Туше, о повелитель темных халатиков, – произнес я. – Тем не менее своего экземпляра книги я вам не отдам.

– Меня зовут Коул, – сообщил он. Что это послышалось в его голосе – не усмешка ли? Возможно. – И нынче вечером я терпелив. Еще раз прошу тебя: отдай мне книгу.

Die Lied der Erlking хлопала меня по ноге, болтаясь в кармане моего плаща.

– Еще раз отвечаю: поцелуйте меня сами знаете куда.

– И в третий, последний раз прошу тебя о том же, – произнес тип в черном уже более угрожающе.

– Эй, дайте подумать. Как мне лучше ответить на этот раз?.. – хмыкнул я, расставив ноги пошире.

Коул испустил шипящий звук и чуть развел руки, не поднимая их. Холодный ветер с озера задул сильнее.

– В третий, и последний раз прошу тебя о том же, – повторил Коул негромко, но уже с нескрываемой злобой. – Отдай… мне… книгу.

Неожиданно вторая фигура сделала шаг вперед и заговорила. Голос у нее оказался таким же странным, искаженным, как у первой, только в женском, так сказать, исполнении.

– Пожалуйста, – сказала она.

Последовала секунда потрясенного молчания, потом Коул очнулся.

– Кумори, придержи язык! – произнес он.

– Вежливость денег не стоит, – возразила Кумори.

Бесформенная ряса не давала представления о ее фигуре, но жест рукой не оставлял сомнения в ее женственности. Она снова повернулась ко мне.

– Знания, заключенные в der Erlking, могут представлять опасность, Дрезден, – сказала она. – Вам не обязательно отдавать книгу нам. Вы можете просто уничтожить ее здесь. Так даже лучше. Я прошу вас, ну пожалуйста.

Мгновение-другое я молча смотрел на них, переводя взгляд с одного на другого.

– Я видел вас обоих раньше, – произнес я наконец.