Они не пошевелились.
– На маскараде у Бьянки. Вы стояли с ней на помосте. – По мере того как я говорил, уверенность моя все крепла. Оба не открывали лиц, но что-то в их манере двигаться было мне хорошо знакомо. – Это вы тогда вручали Леанансидхе тот сувенирчик.
– Возможно, – произнесла Кумори, чуть наклонив голову, что лишний раз подтвердило мои догадки.
– Вечер тогда пошел на редкость наперекосяк. Мне этот кошмар вот уже который год снится.
– И будет сниться еще не один год, – кивнул Коул. – В тот вечер произошло очень много важных событий. О большинстве из которых ты пока не знаешь.
– Адские погремушки, – заметил я. – Пусть я чародей, но до сих пор меня тошнит от штучек типа «я знаю, а ты нет». Если честно, это бесит меня даже больше всего другого.
Коул с Кумори обменялись долгими взглядами.
– Дрезден, – обратилась ко мне Кумори, – если вы хотите избавить себя и других от боли и страданий, уничтожьте книгу.
– Это у вас работа такая? – поинтересовался я. – Разгуливать по белу свету и уничтожать тираж?
– Их напечатали меньше тысячи, – подтвердила Кумори. – Время уничтожило большую их часть. За последний месяц мы разделались с остальными, кроме этих двух, в Чикаго.
– Зачем? – удивился я.
Коул едва заметно пожал плечами:
– Разве мало того, что последователи Кеммлера могут использовать эти знания во зло?
– Вы что, на Совет работаете? – спросил я.
– Разумеется, нет, – ответила Кумори из-под капюшона.
– Ну-ну, – сказал я. – Сдается мне, если бы вы так заботились о предотвращении зла, вы работали бы с Советом, а не просто разыгрывали «Четыреста пятьдесят один градус по Фаренгейту».
– А мне кажется, – отозвалась Кумори, – что, если бы вы так верили в чистоту их помыслов, вы бы сами известили их о происходящем.
Здрасте пожалуйста. Это выходил уже новый мотив: вроде того, что Совет – бяка, а я белый и пушистый. Не знаю, к чему клонила Кумори, но разумным выглядело продолжать разыгрывать эту партию дальше – посмотреть, что она еще такого скажет.
– А кто сказал, что я не сделал этого?
– Бессмысленно, – буркнул Коул.
– Позволь, я скажу ему, – попросила Кумори.
– Бессмысленно.
– Нам это ничего не стоит, – настаивала она.
– Будет стоить, если вы и дальше станете продолжать нести ахинею, – возразил я. – Я выставлю вам счет за трату моего времени.
Она издала странный звук, который я определил как вздох.
– Вы хотя бы поверите в то, что содержимое книги представляет собой угрозу?
Гривейн, похоже, ценил свой экземпляр. Впрочем, я ведь не узнаю, что за гадость там, внутри, пока сам не прочитаю.
– По соображениям целесообразности, допустим, что верю.
– Но если знания, содержащиеся в книге, опасны, – сказал Коул, – что заставляет тебя полагать, будто Стражи Совета распорядятся ими мудрее, чем последователи Кеммлера?
– Только то, что пусть они и сборище вонючих зануд, однако всегда стараются поступать правильно, – ответил я. – Если кому-нибудь из Стражей придет в голову, что он может вдруг заняться черной магией, он, скорее всего, сам себе голову отрубит. Чисто рефлекторно.
– Все до единого? – негромко спросила Кумори. – Вы в этом совершенно уверены?
Я переводил взгляд с одной тени под капюшоном на другую:
– Уж не хотите ли вы сказать мне, что кто-то из Совета тоже жаждет власти Кеммлера?
– Совет уже не тот, что прежде, – произнес Коул. – Он прогнил изнутри, и многие чародеи, которых его ограничения раздражают, не могут не замечать его слабости, которую вскрыла война с Красной Коллегией. Совет падет. Скоро. Возможно, еще до завтрашнего вечера.
– Ого, – протянул я. – Что ж вы мне сразу-то не сказали? Я бы вам книжку не глядя отдал.
Кумори протянула руку:
– В этом нет никакого подвоха, Дрезден. Мир меняется. Конец Совета близок, и те, кто хочет пережить его, должны действовать немедленно. Пока не стало слишком поздно.
Я сделал глубокий вдох.
– В обычных обстоятельствах я бы первый предложил послать Совет подальше, – сказал я. – Но вы говорите о некромантии. О черной магии. Вам не убедить меня в том, что весь Совет и его Стражи разом ушли в левый уклонизм. Это не в их духе.
– Идеализм, – фыркнул Коул. – Ты молод, Дрезден. Тебе еще многому предстоит научиться.
– Хотите знать, чему я, такой молодой, уже научился? Не тратить слишком много времени, выслушивая советы тех, кому что-то от меня очень нужно, – сказал я. – В особенности это касается коммивояжеров, политических кандидатов и нежити в черных капюшонах, поджидающих меня посреди улицы поздно ночью.
– Довольно, – произнес Коул почти неразборчивым от злости голосом. – Отдай нам книгу.
– Поцелуй меня в задницу, Коул.
Капюшон Кумори дернулся, поворачиваясь от Коула ко мне, и она отступила шага на три.
– Что ж, так даже лучше, – пробормотал Коул. – Я и сам хотел посмотреть, чего это Стражи так тебя боятся.
Холодный ветер вновь усилился, и по спине моей побежали мурашки. Я буквально кожей ощущал, как Коул накапливает энергию. Чертовскую уйму энергии.