Кровавые ритуалы. Барабаны зомби

Поэтому, говоря, что я пытался сохранять осторожность, я имею в виду, что на деле я пару раз – когда рассудок прояснялся немного и я вспоминал об этой необходимости – косился в зеркало заднего вида. В общем, до тех пор, пока нехорошие парни выбирали в качестве средств передвижения вызывающе окрашенные аэрографом тачки или, скажем, сжигающие закись азота гоночные болиды, я мог считать себя в полной безопасности.

Я вернулся домой, отключил обереги, отворил дверь и проковылял внутрь. Мистер пулей слетел с лестницы и приятельски стукнулся боком о мои ноги. Я с трудом удержался от того, чтобы не заорать.

– Тупой котяра, – только и буркнул я.

Похоже, мое мнение Мистера совершенно не заботило. Он с довольным видом потерся о мои ноги и отошел, позволив мне запереть дверь. Мыш подождал, пока Мистер покончит с приветствиями, и только потом подошел обнюхать мои ноги и подставить мне лобешник, чтобы я почесал его за ушами.

– Привет, – вполголоса окликнул меня Томас.

Он сидел в кресле у огня, придвинув на свой край стола несколько свечей и положив на колени книгу. Меч и дробовик лежали у него под рукой. Взгляд его упал на мою ногу, и он тревожно привстал:

– Что случилось?

Я поморщился, доковылял до дивана и плюхнулся на него.

– Били-били, не разбили, а вот китайские метательные штучки стоили мне дюжины стежков. – Для пущей убедительности я достал из кармана вурдалакову железяку и бросил ее на журнальный столик. – Как Баттерс?

– Вполне, – сказал Томас. – Забавный парень. Устроил здесь на полчаса жуткий шум этой… этой своей конструкцией для польки, трепался сорок минут кряду, а потом заснул за обедом. Я отнес его в кровать.

– У него тоже выдался напряженный день, – заметил я.

– Он трус, – произнес Томас.

Я сердито покосился на него и раскрыл рот, чтобы возразить, но он предупреждающе поднял руку:

– Пойми меня правильно, Гарри. Он достаточно умен, чтобы понять, что происходит. И он достаточно умен, чтобы понять, что сам не может поделать с этим ни черта. Он понимает: единственное, почему он еще жив, – это потому, что его защищает кто-то другой. Он не тешит себя иллюзиями о том, что он выбрался из всего этого благодаря собственной ловкости или собственному уму. – Томас покосился на дверь спальни. – Он не знает, как справляться со страхом. Это его душит.

Я вытянул больную ногу поверх журнального стола.

– Спасибо за профессиональный анализ, господин эксперт.

Томас невозмутимо встретил мой взгляд:

– Я видал такое прежде. Я знаю, о чем говорю.

– И тем не менее, – покачал головой я.

– Когда на вас напали в морге вчера вечером, он ведь застыл как столб?

Я пожал плечами:

– Не все рождены бойцами.

– Но он застыл, – настаивал Томас. – Тебе пришлось кричать ему в ухо и тащить за собой, как чемодан.

– Из этого не следует, что он трус.

– Он позволяет страху править собой. А это уже трусость, Гарри.

– Многие реагировали бы точно так же, – возразил я.

– Но немногие превращаются в чемодан, тащить который приходится моему брату, – парировал он.

– В первом бою мало кто держится орлом, – заметил я.

– И ведь это не единичный инцидент, – мотнул головой Томас. – Ты сам рассказывал мне, что его упрятали в дурдом после того, как он подал рапорт о трупах из Бьянкиного особняка.

– Ну и что?

– А то, что он вряд ли получил свое место обратно без чьей-то поддержки. Признавшись какому-нибудь психиатру, что он не видел того, что видел на самом деле. – Томас покачал головой. – Он боялся испортить свою карьеру. Он сдался.

Я сидел молча.

– Это не значит, что он плохой человек, – продолжал Томас. – Но он трус. Он или подставит тебя, или застынет столбом в самый неподходящий момент и погибнет – а ты будешь потом казниться тем, что это все твоя вина. Если мы хотим остаться в живых, нам нужно спрятать его в каком-нибудь безопасном месте и оставить там. Так будет лучше для всех.

С минуту я обдумывал то, что он мне сказал.

– Может, ты и прав, – сказал я наконец. – Но если мы посоветуем ему затаиться, ему никогда уже не справиться со своим страхом. Мы сделаем ему только хуже. Ему нужно встретить собственный страх лицом к лицу.

– Он не хочет.

– Не хочет, – согласился я. – Но ему это нужно.

Томас перевел взгляд с меня на огонь и кивнул:

– Что ж, это твой спектакль.

Мыш тем временем вразвалочку подошел к своей миске размером с хорошее ведро. Он уселся перед ней и подождал, пока к нему не приблизится Мистер. Только тогда он сунул морду в миску и принялся за еду. Кот подошел к миске и бесцеремонно двинул Мыша лапой по носу. Мыш распахнул пасть в собачьей ухмылке и отступил от миски на пару шагов.

Мистер с царственным неодобрением покосился на Мыша и съел один-единственный кусочек корма. Потом шлепнул лапой по миске, разбрызгав еду по кухонному полу, повернулся и продефилировал прочь. Дождавшись, пока он отойдет, Мыш вернулся, подобрал разлетевшиеся крошки, сунул морду в миску и принялся чавкать дальше.

– Помнишь, как Мыш отлетал к самой стене, когда Мистер делал это? – спросил Томас.

– Ха! Еще бы!

– Как думаешь, Мистер вообще осознает, что собака выросла в двадцать раз больше его самого?