А потом все вдруг стихло. В квартире воцарилась мертвая тишина.
– Каковы ваши условия? – спросил Гривейн.
– Вы возвращаете мне Баттерса, – ответил я. – Вы даете нам уехать, а мы прихватываем с собой вашего пятнистого жеребца. Стоит нам отъехать отсюда, как я отдаю ему цифры и выпускаю из машины. И взаимное прекращение огня до восхода солнца.
– Эти цифры, – сказал Гривейн. – Что они означают?
– Представления не имею, – признался я. – По крайней мере, пока. И Собиратель Трупов – тоже.
– Тогда какой мне смысл от них? – спросил он.
– Кто-нибудь рано или поздно найдет его. Но если вы не договоритесь со мной сейчас, готов спорить, это будете не вы.
Последовала долгая пауза.
– Поклянитесь мне, – произнес наконец Гривейн, – что вы будете соблюдать эти условия.
– Только в обмен на вашу клятву, – заявил я.
– Вы ее получили, – сказал Гривейн. – Клянусь своей властью.
– Нет, – прошипел Трупные Пятна. – Не делай этого.
Я изогнул бровь и переглянулся с Томасом. Клятвы и обещания в некотором роде обладают собственной силой – это единственная причина, по которой они ценятся в сверхъестественном обществе так высоко. Когда кто-либо нарушает данное им обещание, часть вложенной в него энергии обращается против нарушителя. Для большинства людей это не имеет большого значения. Проявляется это в какой-нибудь мелочи – например, в небольшой неудаче, в простуде или в головной боли.
Но когда своей властью клянется кто-то более могущественный или, допустим, чародей, эффект значительно сильнее. Слишком много нарушенных обещаний и клятв могут вообще лишить чародея магических способностей. Я ни разу не слышал, чтобы чародей нарушил то, в чем поклялся своей властью. В сверхъестественном мире это едва ли не единственное, на что можно положиться.
– А я, в свою очередь, клянусь своей властью, что буду соблюдать условия соглашения, – произнес я.
– Гарри, – прошипел Томас, – какого черта ты делаешь?
– Спасаю наши с тобой задницы, – буркнул я.
– Ты что, серьезно веришь, что он выполнит условия? – прошептал Томас.
– Выполнит, – сказал я убежденно. – Если он хочет выжить, у него нет иного выбора. Гривейн все поставил на то, чтобы обрести власть. Он не станет рисковать ею теперь, нарушая клятву.
– Блажен, кто верует.
– Даже если ему вздумается надуть нас, надо заставлять его говорить. Чем дольше мы протянем, тем больше шансов, что появятся копы. А тогда он уберется – это тоже слишком большой риск для него.
– Но если копы не появятся, а ты дашь ему то, чего он хочет, он же в чудовище превратится, – возразил Томас.
Я покачал головой:
– Может, и это не так уж плохо. Мне его не побить. И Собирателя Трупов тоже. Дать ему больше шансов в игре – и как знать, может, им тогда будет не до меня.
Томас медленно выдохнул:
– Это чертовски рискованно.
– Ах да, рискованно, – хмыкнул я. – Ты же не любишь рисковать, нет?
– Терпеть не могу хитрозадых, Гарри.
– Баттерс рассчитывает на меня, – буркнул я. – В настоящий момент я его последняя надежда. Или у тебя есть предложения получше?
Томас поморщился и мотнул головой.
– Отлично, – окликнул нас из окна Гривейн. – Как мы будем действовать?
– Отзовите своих зомби, – сказал я.
Говоря это, я взял ручку и листок бумаги, достал из кармана сложенный листок и переписал цифры.
– Вы отойдете в сторону вместе с ними. Трупные Пятна с Баттерсом ждут у машины. Мы все садимся в нее и отъезжаем. Как только проеду несколько кварталов, я высаживаю Трупные Пятна с цифрами, целого и невредимого.
– Договорились, – произнес Гривейн.
Мы подождали минуту, потом Томас вдруг насторожился:
– Ты ничего не слышишь?
Я подошел к двери и Прислушался. Кто-то дышал – часто, тяжело. Баттерс. Ничего больше. Я мотнул головой и оглянулся на Томаса.
Он подошел к двери, не выпуская из руки сабли. Потом отворил дверь. Она здорово погнулась, так что ему пришлось тянуть, откинувшись всем телом, чтобы перекошенное полотно выскользнуло из рамы. На лестнице продолжали дергаться останки двух зомби, но больше никого я не увидел. Томас начал осторожно подниматься по лестнице, оглядываясь по сторонам. Мой посох до сих пор лежал на полу у двери. Томас ногой толкнул его мне.
– Вроде бы чисто.
Я схватил со стола обрез и поднял посох, удерживая их одной рукой. Мыш, прихрамывая, пристроился ко мне сбоку. Шерсть у него на загривке стояла дыбом, и из груди его вырывался с интервалом в пару секунд низкий, почти неслышный рык. Мы вышли и стали подниматься по лестнице.
На улице шел дождь, мелкий, но ровный. Вокруг было темно. Очень темно. Сколько хватало взгляда, я не видел ни одного горящего фонаря. Должно быть, с началом атаки Гривейн вырубил своей магией электричество во всем квартале. Сам-то я электричеством не пользуюсь, так что, сидя в подвале, не заметил этого.