Обращение к историческому факту и реальной хронологии Октябрьского переворота могло обернуться для писателя и редактора проблемами цензурного характера: факты периодически искажались, личности вычеркивались, а историческая хронология подменялась советской мифологией. Переиздания книги Савельева «Часы и карта Октября» несколько раз подвергались подобной правке. Редакторы 1940‑х годов убрали из текста полукомический образ Ленина с перевязанной щекой (это была маскировка, которая помогла Ильичу неузнанным пробраться в Смольный), зато в изданиях 1970‑х годов был добавлен исторический эпизод с Владимиром Антоновым-Овсеенко, руководившим арестом Временного правительства в ночь на 25 октября 1917 года (став участником левой оппозиции, Антонов-Овсеенко подвергся репрессиям, а его имя было вычеркнуто из летописи революции)[332]
. Историческая справедливость в отношении деятеля революции была восстановлена, зато литературная достоверность текста нарушена (в книге Савельева такого эпизода не было).Часы на башне
Революционное летоисчисление и советский хронометраж публицисты противопоставляли буржуазному времени, приписывая тому и другому идеологические коннотации. Журналист Михаил Кольцов (1898–1940), сравнивая десять лет советской власти с десятилетием в странах буржуазии, писал:
Эти десять лет там, за рубежом – тусклая тряска тревожных дней, топтание правительств и коалиций, шаг вперед, два шага назад, беспокойное, сползающее «процветание» со злобной оглядкой на разгибающуюся спину раба.
Эти десять лет здесь – трудных, но стремительных, вытянутых в одну нитку годов претворения в жизнь великого хозяйственного плана, данного Лениным[333]
.Негативная семантика буржуазного времени основывалась на представлении о капитализме как «устаревшем» этапе истории человечества. Несмотря на «дряхлость» и «обреченность» буржуазного времени, обличать его приходилось на протяжении всей советской эпохи. В календарях 1960‑х годов, как и за три десятилетия до этого, детей убеждали:
Там, где и теперь правят капиталисты, а труженики работают на них, кружится старая скрипучая карусель лет. Долго она кружилась и в нашей стране. Кружилась до тех пор, пока народ не сломил ее гнилую ось[334]
.В противовес буржуазному времени советские часы всегда идут быстро и неотвратимо, превращая годы в месяцы, часы в минуты, а пятилетки в четыре года. Прагматика реального времени не имела никакого отношения к такому противостоянию, но в советском идеологическом дискурсе стрелки двигались по особым часам. Символом «прогрессивного» времени стали часы на Спасской башне Кремля. Бой курантов был слышен по всей земле, радуя трудящихся торжественным звоном и пугая капиталистов тяжелым боем. О смертном часе, наступающем для капиталистов, напоминали мелодии гимна «Интернационал» и «Похоронного марша» («Вы жертвою пали»), которые куранты исполняли с 1918 по 1941 год (до ВОСР куранты воспроизводили мелодию гимна «Коль славен наш Господь в Сионе» и «Преображенский марш»). Образ кремлевских часов с их звоном, слышным всему прогрессивному человечеству, стал одним из главных символов советской идеологической культуры, обозначая не только время, но и неизбежное наступление прекрасного будущего. Прошлое же воплощали в литературе мрачные заводские гудки, зовущие рабочих на безрадостный труд (с описания фабричного гудка начинался роман Горького «Мать», 1906).
Страница из «Детского календаря на 1939 год», посвященная дню рождения П. Дегейтера, автора музыки гимна «Интернационал»; Илл. из книги С. Погореловского «Часы» (Л.: Детгиз, 1948)
Истории ремонта и возрождения часов на Спасской башне, поврежденных в ноябре 1917 года и восстановленных к ноябрю 1918 года, была посвящена пьеса Николая Погодина «Кремлевские куранты» (1939). Волей великого Ленина и трудом простого рабочего главные часы страны, вопреки сомнениям скептиков, не только были возвращены к жизни, но и заиграли пролетарский гимн (действие в пьесе происходит в 1920 году). Эту же историю рассказывали популяризаторы детям (Евгений Мар «Когда заиграли куранты»), делая акцент на неизбежности замены старых курантов новым часовым механизмом (то есть смены старого капиталистического строя новым, советским)[335]
.