Кремлевские часы как символ советского и мирового времени продолжали свой ход в календарях времен перестройки. Казалось бы, «другое время на дворе» и коннотации у образа курантов должны измениться, но календарь упорно продолжал придерживаться нормативной символики там, где речь шла о значении времени[343]
.Как «оживить» календарь
Ход времени в системе красного календаря измерялся годовщинами и юбилеями (круглыми датами). Обилие того и другого имитировало движение вперед от какой-либо значимой точки отсчета (от ВОСР, от Первого партсъезда, от Второй всесоюзной комсомольской конференции, от Третьей сессии Верховного Совета, от Четвертого заседания Правительственной комиссии, от Семнадцатого пленума Центрального комитета и т. д.). Календарная литература и публицистика были призваны обслуживать этот нескончаемый хронометраж художественными текстами. Работа на советский календарь была будничной обязанностью детских писателей, публицистов и редакторов (жалобы Маршака на изматывающую текучку, отрывавшую от творчества, не были преувеличением)[344]
.Стихами воспевались не только юбилеи, но и рядовые годовщины, которым в советском календаре 1930–1950‑х годов придавалось большое значение. Авторы первых десятилетий советской власти широко использовали прием соотношения годовщины революции и возраста советского человека, родившегося при ней. Так, двадцать первой годовщине ВОСР было посвящено стихотворение Василия Лебедева-Кумача «Цвети, Октябрь», где праздник персонифицировался в образе юноши – ровесника революции[345]
. Подобные вирши можно было писать ежегодно на любую дату, не дожидаясь юбилея, так что стихотворцы и песенники всегда имели возможность заработать себе на политическую репутацию. Текст к юбилею или годовщине воспринимался авторами как охранная грамота (эти надежды оправдывались далеко не всегда). К такому способу защиты прибегали все, даже такие маститые детские писатели, как Маршак и Чуковский[346]. Для некоторых счастливчиков календарные тексты, написанные в нужный момент и к нужной дате календаря, служили основанием для получения государственных премий[347].Оформление школы к 30-летию ВОСР. Вожатый. Журнал ЦК ВЛКСМ для вожатых пионерских отрядов. 1947. № 11
Усилия творческих работников особенно были нужны в тех случаях, когда шла подготовка календарных изданий для детей. Перепечатанные в детских календарях информационные сообщения из газеты «Правда» не достигали своих воспитательных целей (газетный текст не воспринимался ребенком, хотя детей всячески призывали читать взрослые газеты), а вот тексты, снабженные стихами и песнями, доходчиво объясняли значение юбилея или годовщины. Публикация одного и того же юбилейного текста одновременно в нескольких изданиях считалась такой же нормой, как и повсеместная перепечатка официальных информационных сообщений. Так, «Песня юных пионеров» Михалкова была напечатана в первую неделю января 1946 года в газетах «Комсомольская правда», «Пионерская правда» и «Ленинские искры», а также в календарях для школьников. Подобная публикационная активность обеспечивала Михалкову первое место в рядах советских детских писателей[348]
.Певцы календарных дат пользовались уже готовыми идеологическими клише, но стили изложения выбирали по душе: от торжественной эпической речи или наставительного разговора до простодушного рассказа и бойкой плясовой. Михалков, описывая календарные даты, предпочитал эпический стиль, с длинными историческими экскурсами в темное прошлое и периоды борьбы за советскую власть. Стихотворение «Нам тридцать лет», посвященное 30-летию ВОСР, написано от лица участника революционных событий (реальный Сережа Михалков в те годы был еще ребенком). Стихотворение начинается с обращения к сыну в домашней обстановке, а завершается разговором на Красной площади (личное и частное становится публичным и общим)[349]
.