Припугнуть их даже забыл, похоже, действительно сразу не понял, кошелёк то был или лесная пичужка.
И ещё одному испытанию подвергся Василий, когда его державно-строптивая жёнка стала ограждать сына Сергуньку от поездки в Москву.
– Не боги горшки обжигают! – гремел Василий, принижая Москву до обычной деревни.
– Каждый сверчок знай свой шесток! – держала оборонительную позицию Дунька.
– Где наши не пропадали?! – храбрился Василий.
Два дня препирались супруги. На третий день противостояния Дунька неожиданно уступила.
Сама пошла в школу и договорилась с учителями, что Сергунька пропущенные уроки наверстает.
Неторопливо и ровно вёл Василий машину, прильнув к борту впереди катившейся фуры. Так было удобно небольшим нажатием на педаль дросселя держать дистанцию, видеть залепленный грязью борт и думать совсем о другом, о разном. Что там машина! Душа давно тянулась на простор, хотелось чего-то нового и тревожного, и от этого было уже приятно.
Доехали до Вязьмы. Автофургон, который шёл впереди, свернул вправо, на Смоленск, и выпал из обзора, будто его и не было. Машина быстро бежала по магистрали. Тёплый осенний воздух жался к кабине. Стоило Сергуньке чуть опустить стекло, и он кружился возле него.
Между опушкой леса и длинной дорогой есть что-то общее: как только выберешься на неё, непременно вздохнёшь. Вздохнул – и ты совершенно другой, свободный. Ещё раз вздохнул – опять новое впечатление. Оттого скорости хочется, ощущения сплошного счастья, и оно приходит, когда лепятся шины колёс к асфальту, оставляя озвученный мягким шуршанием след.
На обочине дороги замаячила чёрной точкой фигура, затем увеличилась, приобрела очертания, ожила, задвигалась. Человек поднял руку. Василий сбавил скорость, проскочив метров двадцать вперёд.
– До Можайска довезёшь? – к машине подбежал броско одетый парень с модной сумкой через плечо.
– Садись, довезу.
Парень ловко изогнулся и заскочил в кабину, потянул дверцу и прочно влепил её в покачнувшийся бок машины. Поехали. Василий привычно дал газ. Встречно прошла грузовая машина, ухнув плотной волной воздуха по капоту, разорвав её и отбросив к обочине. С обеих сторон дороги разбегался еловый лес. Словно спрыгивая с пути и отставая, деревья снова смыкались вдали, уже позади машины.
Василий достал сигарету и прилепил жёлтым фильтром к губе. Чиркнул зажигалкой, но она не загоралась. Ещё раз повторил, но неудачно. Пассажир потянулся рукой к сумке.
– От воздуха не прикуришь.
Он вынул зажигалку, похожую на боевой пистолет, направил в грудь Василия и нажал на курок. Из патронника вырвалось пламя и закачалось дрогнувшим языком на конце сигареты. Василий прикурил и, ещё раз взглянув на воронёную сталь ствола и на любопытное округлившееся лицо Сергуньки, выдохнул:
– Ну и штучка! Кто же такие сюрпризы делает?
– В Москве продаётся.
Василий только теперь сознался себе, что всё-таки дрогнул, когда парень выставил пистолет-зажигалку. «Жить, наверное, хочется. Ощущение такое, что настоящая жизнь только начинается», – быстро мелькнула попутная мысль.
– «Леваком» занимаешься? – спросил пассажир.
– Это что, бизнес такой? – Василий играл в простака.
– Я в автосервисе работаю, каждый день к левой руке деньги прилипают.
– Это что, кроме зарплаты?
– От клиентов, за особые услуги.
Василий вспомнил, как в детстве украл из магазина консервную банку. Мать, охаживая его по рукам обратным концом ухвата, приговаривала: «Начисто отобью! Вместе с башкой отобью!»
– Президент разрешил: «Берите столько, сколько влезет».
Василий вспомнил, как чертыхался по этому поводу, когда сменялась советская власть.
Полпути до Можайска проехали разом, не успев разглядеть особенности перехода Смоленской области в Московскую. Парень поблагодарил рублём и уже, покачиваясь в модных ботинках, стоял на обочине, просто и приветливо беседовал с седым, словно сирень, стариком.
– Папка, пойдём газировки выпьем. Пить очень хочется, – Сергунька потянул отца за рукав.
В придорожном кафе они с удовольствием пили «Лимонад» на равных, стакан за стаканом. За соседним столиком сидел странного вида угрюмый мужик. «Ну, везёт мне сегодня на встречи», – подумал Василий и внимательнее посмотрел на соседа.
Мужик поправил стул, вдохнул воздух, перекрестился и принялся есть. Точнее, не есть, просто хлебать. Когда он поднимал ко рту ложку со щами и громко тянул их в себя, то его маленькие вдавшиеся глаза слегка шевелились, а брови разворачивались так широко, словно щи были горячими. Его давно небритая щетина, причёсанные ладонью короткие волосы и тёмный цвет кожи лица говорили о том, что прибыл он издалека.
Ел он торопливо и хватко. Его волосы, взбитые краями кепки, придавали ему бесоватый вид.
Уши, как лопухи, к верху широкие, а к низу узкие. Весь его череп походил, скорей всего, на слона: впереди – бугор, сзади – бугор, подбородок – бугор.
В общем, совершеннейший нелюдим: угловат, угрюм и глаза глубоко спрятаны.
Немного сконфузившись, Василий опять посмотрел на него. Глаза соседа резанулись в сторону, левая щека, словно от зубной боли, потянулась вверх.
Недопив кофе, он вышел из-за стола.