Крутые излучины (сборник)

На улице Василий подошёл к нему, попросил прикурить и осторожно спросил:

– Издалека?

Нелюдим медленно сложил две пары пальцев крестом и тяжело подставил к глазу.

– А куда едешь?

– Не знаю. Попробую туда, откуда ушёл.

– Иди в деревню – там отойдёшь. Вернёшься к человеческой жизни. За что сидел?

– В восемнадцать лет подрался из-за пустяка. Двадцать пять лет отсидел. Это я в тюрьме срок намотал – то бежал, то ножичек, то охранник…

Пересекая взглядом дорогу, он подкинул вещмешок на плече, криво улыбнулся Василию и оттолкнулся кирзовыми сапогами от приковавшей его земли.

«Ну и тип!», – вырвалось у Василия удивленно-тревожное впечатление, исходившее от любопытства и неприятия.

Василий подставил лицо лучам солнца, зажмурился, со вздохом и стоном протяжно пропел: «Кра-со-тища какая!»

Для уходящего вдаль незнакомца вся разноцветная осенняя прелесть была, наверно, чужим, неосвоенным миром.

«Чем ближе к Москве, тем круче становятся личности», – отметил Василий и продолжил маршрут.

Он знал, что от Москвы всего можно ожидать – и хорошего, и плохого.

Оттого переживал и мучился, но вместе с тем, опережая события, что-то большое и ласковое поднималось в его душе, готовой для восприятия новизны.

Василий плотнее прижался к спинке сиденья и ещё сильней надавил на педаль газа.

Распластывалась и гудела под машиной дорога, увёртываясь от преград и вползая в огромный многоэтажный город. Дома возникали сразу, один за другим. Кажется, только тогда и явились, когда их увидел.

Москва встретила и захватила в круговорот завораживающего движения ещё одну маленькую песчинку.

Василий боялся медвежьей устрашающей силы, заключённой в этом огромном городе.

Той силы, которая постоянно будет отзывать его сыновей из деревни, тянуть, как мошку, на яркий огонь.

* * *

Не успел отец отойти десяток шагов от машины, а Сергуньке уже было приятно его ожидать и смотреть, как смешно и неуклюже он поднимал ноги на входные ступеньки института. «Как водолаз папка пошёл», – хихикнул Сергунька, нырнул под руль и сел на отцовское место.

Василий шёл в сторону института картофельного хозяйства слегка притормаживая: стеснялся, всё ж таки в храм науки идёт.

На входе в институт на всю высоту парадной двери висел градусник огромной величины. Василий проверил температуру окружающей среды. Было пятнадцать градусов. Василий ещё раз перепроверил, точно ли пятнадцать, повернулся спиной к дверям, глянул, как там Сергунька. Тот сидел за рулём.

К крыльцу института, низко присев к земле, подъехала, будто скользнула, чёрная «Волга». Четыре солидных благообразных седых человека в строгом порядке взошли по ступенькам, открыли первую, затем вторую и третью дверь в глубине входа. Василий сбросил с головы кепку, пригладил лысину и завершил парадное шествие, прикрывая культурненько дверь.

– Прошу, товарищи, раздевайтесь, и прямо в зал для конференций, сейчас начинается, – вежливо и значительно прозвучал голос учёного, как потом оказалось, секретаря, показавшегося Василию похожим на камергера при графском дворе или на швейцара приличного ресторана.

Много раз Василий видел подобное в кино, но здесь растерялся и начал кружить среди прилично одетых людей будто подбитый палкой петух. Он поплутал возле гардероба и, не решившись начать с кем-нибудь разговор, разделся.

В принципе на Василии всё было новое: чистые ботинки, брюки, пиджак и свитер серого цвета. Учёный секретарь обратил внимание на крупную лысину Василия и с уважением и даже любовью указал глазами куда надо идти.

В зале Василий сидел как пришитый.

Впечатление, произведенное на него, было таким огромным, будто он находился в космическом корабле и сейчас вот-вот полетит по неведомому пространству. Он даже вцепился руками в подлокотники кресла и не шевелил ни единым пальцем.

Выступал академик:

– Чтобы быть кратким в своих чувствах, разрешите зачитать приветственный адрес в честь юбиляров…

Василий понимал только отдельные фразы, ёмкие и внушительные, некоторые отрывки речи крепко западали в память, некоторые даже повторял про себя, чтобы навечно запомнить и «козырнуть» в мастерских: «…крупный вклад на алтарь науки и производства…», «…отличные разработки…», «дружба теории и практики прочна и непоколебима…», «…президиум хочет надеяться…», «…я выражаю уверенность…». Голос академика старчески прерывался, слабел, его глаза опускались к бумажке, но Василий вдохновенно подумал: «Силён старикашка, хотя видно, что в годах».

Директор института, в котором проходило празднование юбилея, важно принял приветственный адрес и пожал руку академику под вспыхнувший шквал аплодисментов. Василий отцепил ладони от ручек кресла и застучал ими, словно деревянными плашками.

Дальше выступления были более понятными для Василия. Представители области вручили портрет Ленина, из Литвы привезли корзину цветов, из Белоруссии – сувенирного зубра, с Украины – хлебный каравай, из Рязани – маленькую, как игрушка, модель картофелеуборочного комбайна.