Крутые излучины (сборник)

– Это что ж ты задумал: кольцевую дорогу вокруг нас, как возле Москвы? Никак весь народ на село возвращается?

– Да кто его знает, Иванович, может, и собирается к нам.

– Ну ты даёшь! – дивился видавший виды механик.

– Мы не то ещё можем. Ещё парку подбавить? – гремел разогревшийся до самых ушей Василий.

Он зацепил в ковшик горячей воды и плеснул на раскалённые камни.

– Ну надо ж, сказал, «кольцевую дорогу построим», – опустился механик на лавку.

– То-то и оно-то, – укрепился речью Василий. – Наука есть сила! Вот она штука какая, Иванович. Это у меня сейчас и Сергунька знает.

Вот уже третий час парил Василий механика, будто выколачивал у него новый проект столь необходимой для жизни дороги.

«Жми хорошенько!» – твердил ему чей-то упрямый голос.

«Чего уж там, не подведём», – отвечал тут же Василий.

– Так-то оно так, надобно строить, Василий, – постепенно понимая одно за другим, соглашался механик.

С тазом в руках в предбанник влетел запыхавшийся от бега Сергунька.

– Папка, я чуть опоздал. Сено на тракторе с Ванькой возили.

– Ничего, ничего. Там жару хватит, – сказал Василий и вышел из бани.

Наговорившись с механиком и попрощавшись с ним, он вошёл в дом отдохнуть и вспомнил о книге. Нашёл пиджак, достал из кармана случайно купленный в столичном киоске и так сильно понравившийся ему сборник стихов «Посвящение другу» Николая Рубцова и ещё раз прочитал будто ему адресованные последние строчки из стихотворения «Тихая моя родина»:

С каждой избою и тучею,
С громом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,
Самую смертную связь.

Несколько раз повторил связанные будто судьбой слова, озвучив их внутренним гипнотическим голосом, охватывающим всё его тревожно далёкое переживание, и, многократно убедившись, что это именно так, долго ещё стоял в состоянии созерцания какого-то огромного, до этого неизвестного, окружающего его мира. «Какие таинственные слова», – подумал Василий и с любопытством открыл другое стихотворение, «Утро». Оно оказалось ещё ближе и пронзительнее:

Деревья, избы, лошадь на мосту,
Цветущий луг – везде о них тоскую.
И, разлюбив вот эту красоту,
Я не создам, наверное, другую.

Василий как бы извне увидел себя. «Вот это настоящий друг! Будто душа в душу. Это не руку с улыбкой пожать. Это как бы мысли другого читать. Это как ключ зажигания, а может – понимания нашего жития на собственной земле».

Россия, Русь! Храни себя, храни!

«Какое же это чудо! Читать глазами огромную картину родной природы, сливаться и единиться с ней! Видеть этот бесконечно длинный сериал земной жизни, где прошлое и будущее в одном измерении!» – Василий чувствовал, что с ним что-то происходит: будто из простого водителя автомобиля превращается он в человека, которому доступно и собственное земное, и возвышенное людское. Прекрасно, свежо и душисто стоял возле дома июньский цветочный луг. Безоблачный горизонт обозначил кольцом родное пространство.

«Вот так бы взять и проложить по горизонту дорогу», – подумал Василий и осмотрелся вокруг.

Ничто не мешало взору, не пересекало его ничем, не было ни пустот, ни излишеств. Всё, что вылепилось когда-то природой – холмы, пригорки, зигзаги реки, не потерявшие ниву поля, – всё это казалось естественным продолжением собственных плеч и распростёртых рук с распрямлёнными пальцами, с разлетевшимися вихрами волос от оставшейся шевелюры. И представилось вдруг Василию, что это не холм-богатырь, где он стоит и вдыхает насыщенный запахами воздух, а он сам – исполин, улёгшийся между буграми, погрузившийся в них, накрытый лесами и движущимися вверху облаками.

«Вот оно, родное!» – вырвался внутренний голос Василия комом нежных, теснившихся слов, будто выпустил птиц из раскрывшихся рук, чтобы парить им над речными зеркальными бликами тихо и плавно плывущих вод.

«Вот она, моя кольцевая дорога», – прошептал Василий, разворачиваясь, взглядом очерчивая вдалеке кромку слившихся вместе с землёй необъятных чистых небес.

«Когда только выстроиться-то успела? Чудеса, да и только!»

К вечеру, на закате солнца, появилась двойная радуга, перемкнувшая всю окрестность горизонта от края до края разноцветной дугой. Василий взял новенький фотоаппарат, подошёл к реке и сделал несколько снимков красочного природного явления.

Радуга долго не исчезала, светилась ярко. Василий стоял как заворожённый. То, что он теперь видел – этот замкнутый профиль горизонта, высоченную радугу, мост с серебристым асфальтом дороги, зеркальное русло реки Днепр, движение облаков, было настоящим ведическим знаком природы.

Горизонт образовывал круг, в котором крестом пересеклись дорога и русло реки. Движущиеся облака, уходящая грозовая туча и насыщенная пульсирующим цветом радуга как бы вращали вместе с Василием всё земное пространство, покрытое лугами и лесом. Василий не мог не подчиниться такому знамению.

«Никуда я отсюда не уеду! Здесь моя родина…».