Крутые излучины (сборник)

Орлов положил трубку телефона и вышел из кабины. Москва продолжала жить, как и прежде, двигаться и шуметь. Счастливым, но одиноким путником он пересёк улицу через подземный переход и вышел на другую сторону. Случайно оказался возле кассы зоопарка, купил билет и вошёл на его территорию, чтобы там провести назначенный час ожидания.

В зоопарке было прохладно, но неспокойно.

Крупные хищные звери ревели и метались в клетках, словно потеряли свое место и не находили его в пределах отведённого им пространства.

От их измученного состояния было скорбно на сердце.

Волк стоял с поджатым между ног хвостом. Слон – неподвижно, как тумба. Лисицы, шакалы и рыси маялись по углам как заводные.

Казалось, что нет ни одного существа, которое бы не убежало отсюда. Даже медлительная черепаха и то помышляла о лучшей участи. Вдалеке от родных мест, без всякой надежды и мысли о возвращении, как могли жить они на этих маленьких островках заточенья? Жить – значит: есть, лежать, спать, ходить.

По-человечески их было жалко. И лишь одна птица была спокойна и терпелива – чёрный гриф из Южной Америки. Безразлично взирая на всё происходящее, раскрыв могучие крылья навстречу жарким солнечным лучам, он впитывал их тепло. Выпучив огромные глаза и обнажив облезлую шею с барским ободком белых перьев, он сидел, словно каменный, в позе всё видящего и упорно ждущего добычи стервятника.

Орлову он не понравился, гриф тоже удостоил его холодным вниманием.

– Чучело огородное, вот кто ты! – обратился он к грифу, не питая к нему симпатии.

Гриф сидел неподвижно.

– Благородную птицу из себя строишь, стервятник, – Орлов нервничал возле вольера.

За несколько минут наблюдения он вызвал у него отвращение, пренебрежение, удивление, насмешку, но ничто не возмутило стервятника.

Смело и гордо, выставив вверх изогнутый клюв, чёрный гриф взирал на него свысока.

– Чудо ты в перьях! – выпалил Орлов и развернулся к выходу.

«Ты чёрный орёл, а я белый», – шутливо подумал он, покидая зоопарк, точно такой же далёкий и близкий, как уличная толпа людей.

Час ожидания прошёл незаметно.

Аспирант Ройнольд Чудинов, в затемнённых очках, в голубых джинсах и с дипломатом в руке, стремительно перемещался в движущемся потоке прохожих.

Тема его работы была актуальной и обладала научной новизной.

– Сейчас мы с тобой пройдём на плодоовощную базу, там всё и увидишь.

Орлов еле успевал за неистовым аспирантским шагом Ройнольда Чудинова.

– Работа у меня интересная. В Москве можно бурную деятельность развернуть. Остался я на кафедре, выбрал тему диссертации и начал дерзать. Шеф сразу обозначил свою теорию: «Действуй самостоятельно. Если захочешь, то выплывешь». От людей получил поддержку: «Давай, давай, Ройнольд! Учёных у нас много, а вот умных мало». Мать с отцом посовещались и говорят: «Ладно, сынок, до тридцати лет прокормим, а дальше уж не серчай». Я, конечно, ноги в руки – и вперёд. В проблемах недостатка не бывает, а вот на диссертацию времени не хватает. А ведь без неё далеко не уплывёшь.

– Учёным можешь ты не быть, а кандидатом наук быть обязан, – поддержал Ройнольда Виктор. – Или ты сразу на докторскую диссертацию?

– Докторскую? Мне бы сначала до фельдшерской вызреть.

– Да ты уже вызрел, пора падать.

– Твоими устами, Виктор, да мёд пить.

– Как личная жизнь? – интересовался Орлов. – Ну, в общем, когда телевизор, тапочки, тахта, телефон?

– Только после защиты диссертации, а пока – стол, стул, словарь, справочник, – размахивал длинной рукой Ройнольд Чудинов.

Плодоовощная база, на которую они вошли через проходную, была необычайно огромных размеров. Продукция сюда поступала железнодорожным транспортом. Вагон отцеплялся и ставился под разгрузку.

Орлов увидел, как вытряхивается из него картофель. Зажатый с двух сторон массивными клещами, он, словно игрушечная коробка, сотрясался неведомой силой. Картофель ручьём устремлялся в открытую дверь и подхватывался транспортёрами. В течение одной минуты он был разгружен.

– Лихо! – восхитился Орлов. – Знаешь, если честно, я не додумался бы до такого. У родителей в деревне мешки и то не бросаем на землю. Такой картофель сгниёт после давки.

– У них всё рассчитано, – подсказывал Ройнольд Чудинов, – но мне тоже не нравится такая гигантомания. Сельскохозяйственная продукция обладает нежными свойствами.

– Деревенский житель тоже из этого свойства, – добавил Орлов.

Потом Ройнольд Чудинов показал своё изобретение – машину для переборки картофеля.

– Умная машина. А у французов есть такая?

– Нет, они вручную перебирают.

– Хорошо хоть здесь не отстали, – вспомнил Орлов о несостоявшейся покупке садово-огородного трактора. – Правда, если бы не было битого картофеля, то и перебирать не надо, но так, наверное, не бывает.

– А ты знаешь почему я тебе всё это показываю? – остановил его мысль Ройнольд Чудинов. – Давай вместе займёмся этой проблемой. Понимаешь, нужны энтузиасты. Без них дело заглохнет.

– Спасибо, Ройнольд, за доверие, но дело в том, что я подписал контракт служить в армии двадцать пять лет. Немного опоздали, поэтому извиняй. Надо было сразу после института, тогда был бы порядок.