Крутые излучины (сборник)

– А вот давай подсчитаем, – Егор Павлович ткнул в землю вилы и начал загибать большие крепкие пальцы руки. – Мы, значит, Шутиха, Егориха и Изгородиха, – это он обкорнал их фамилии. Впрочем, так говорят многие в здешних местах. – Ну, Шутиху ты знаешь, – Егор Павлович начал говорить подробнее, тем самым определяя паузу в работе. – Она у нас на манер кулацкого двора, мы и Егорихин двор – середняки, а Изгородиха, посчитай, в бедняках. Ну, это я их условно так разделяю, по старинке. Да. Ещё два дома москвичи купили, остальные разобрали и увезли. Вон, смотри, печки торчат. В общем, ты послушай и сам рассуждай, – не меняя тона разговора, продолжал Егор Павлович. – Москвичей мы сразу отбросим – это просто отдыхающие в летний сезон. А вот Шутиха – это экземпляр. Что она имеет? – Егор Павлович опять подготовил пальцы для счёта. – Корову с тёлкой – раз. Десять овец – два. Кабана и свиноматку – три. Кур, индюков и уток – четыре. Шесть ульев пчёл – пять. Огород в пятнадцать соток – шесть. Грибы и ягоды – семь. И всё одна делает, – с придыханием сообщал Егор Павлович. – И мы тоже имеем, но ведь у нас два человека. Это просто натура у неё такая – ухватистая до работы. Через это двух мужиков уже пережила, – с досадой говорил Егор Павлович. – Или возьми другой пример, Изгородиха. Тоже одна живёт, кроме кота, никого нет. А речи какие праведные ведёт! «Как в Америке, – говорит, – дворов понастроили». Здоровье есть, а не работает – ленится, вот и весь разговор. Муж Вася работяга был, дом один своим хребтом построил, через это так рано и помер, – опять туда же клонил Егор Павлович. – Видишь какое дело. Каждому кажется, что он заново мир своими глазами видит, а оно многое повторяется, – сказал и задумался о чём-то своём Егор Павлович.

Чувствуя, что переборщил в разговоре, он предложил:

– Давай с сеном закончим, а потом поговорим.

Каждый раз, приезжая с очередным возом сена к навесу, Орлов бросал грустный взгляд на деревню.

Да и была ли это деревня?

Клуб разобрали, теперь на его месте торчали круглые стояки печек с металлическими проржавевшими кожухами, наклонившись в сторону на буграх, поросших бурьяном. Четырёхквартирный, самый большой, дом в деревне соскочил с фундамента и упёрся по самые окна в землю. Углы стен и крыша перекосились и выгнулись до убогого вида.

С другой стороны деревни зияли дыры наполовину разобранного двухквартирного дома, и опять – трубы и печки.

– Хатынь да и только! – вслух думал Орлов, подпрыгивая на ухабах заросшей травой дороги.

– С сеном закончили. Давай-ка со встречи и за окончание дела махнём по чуток, – бодро прокричал в кабину трактора Егор Павлович.

– Я сейчас, батя. Трактор нужно Малинке вернуть.

Орлов дал газу, и трактор, описав разворотную петлю, направился к печным стоянкам. Намерение было одно – сковырнуть. Виктор подошёл к печке и похлопал рукой по обшивке. Под ней зашуршала кирпичная труха.

Открыл дверцу в печи, заглянул внутрь. Давно не пылавший очаг был покрыт сплошной паутиной, пылью и сором. Через дверцу и трубный разлом протяжно подсвистывал ветер. Вспомнилось, как её топили: приносили со льнозавода костру в коробах, набивали полную печь и кочергой подшуровывали пламя. Того, кто носил костру, называли костроносом. Сколько разговоров было возле печи в холодные зимние вечера!

Орлов сидел на корточках возле печи, вспоминая о прошлом.

Затем поднялся, взял верёвку и обмотал её вокруг стояка, другой конец привязал к трактору.

Падая вниз, печь хлопнулась о твёрдую землю и сплющилась разом, выпустив серые клубы пыли. Орлову показалось, что она облегчённо вздохнула. Другим печным очагам тоже пришлось облегчить одинокую участь.

Когда Орлов подъехал к Малинке, тот стоял уже на четвереньках, а кепку держал в руке.

– Стоять, стоять, тебе говорю! Куда же ты, растуды-твою-рас-так, подевался? Раскудри тебя в порошок! – бранился Малинка, разглядывая появившийся трактор.

– Это кто голышом в сёдлах моих сидит? Сюда, тебе говорю! – рявкнул Малинка, пристукивая рукой о землю.

Орлов вылез из кабины, вытер руки о скошенную траву и надел военную форму.

– Что потерял, Малинка? – Орлов подходил к стоявшему на коленях, словно на исповеди, трактористу. – Коленчатый вал иль маховик?

– Ах, тюха-матюха да пощипай с братом, явился, – загребая кепку в руку и устанавливая её на голову, преобразился Малинка. – Прикурить чем найдётся?

– Работаешь с огоньком, – подшучивал Орлов, доставая зажигалку. – Не боишься простудиться, Малинка? Земля ведь не печка.

– Неправда, земля – и перина, и печка. Ни одна зараза не берёт. К докторам не хожу.

Малинка периодически подмигивал левым глазом, и было непонятно, специально он это делает в такт разговора или это с похмелья.

Он отыскал в кармане пачку «Беломорканала», вынул наполовину раструшенную папиросу, обработал её пальцами и швырнул под губу. – Давай-ка твою искру, запустим, – подсунулся он к моментально вспыхнувшей зажигалке Орлова.

– Инженера или директора совхоза не боишься?