– А что мне бояться? Таких, как я, раз-два – и обчёлся. Тракторов, их вон сколько по бездорожью загроблено. – Малинка изобразил руками уважение к своей персоне.
– А с молодым инженером мы свояки, рыбу вместе вчера ловили. Он сеточку ставит, а я на тракторе загоняю.
– Ну конечно, удочки вам маловато! Ослы вы, и уши у вас ремённые! – решительно обозвал Малинку Орлов и собрался уходить. – Некогда мне – отец поджидает. Сам понимаешь, сегодня только приехал.
– Да ты погоди! Обиделся, что ли? Подсоби-ка лучше в кабину втолкнуться, мне ведь тоже домой пора.
Малинка с трудом поднялся и двинулся к трактору. Улавливая рукой и ногой опору для подъёма в кабину, он повернулся и намекнул Орлову.
– Сено небось возил? Молчок, понял. Всё будет в порядке, – он приставил палец к губам и три раза многозначительно моргнул левым насторожённым глазом.
Держа в правой руке верёвку, по утоптанной тонкой тропинке Орлов возвращался к дому. Трактор Малинки, выбрасывая клубы чёрного дыма, резво катился в гору.
На особый случай Егор Павлович выставил стол на улицу, под высокий шатёр двадцатилетних лип и берёз, густо посаженных с северной стороны дома. Стволы деревьев находились на расстоянии не более двух метров друг от друга, оттого кроны их переплелись. Дуб, рябинка, ёлочка, черёмуха и калина тоже нашли здесь своё место.
– Видишь, сынок, только через два десятка лет мы пользуемся этой прелестью. Помнишь, вместе сажали деревья?
– Да, действительно, хорошо, – Орлов мыл руки под рукомойником и восхищённо смотрел на аллею.
– На манер этого труд родителей, учёных, учителей тоже не в раз проявляется, – бойко говорил Егор Павлович.
– Отец, а ты в свои шестьдесят лет не устаёшь от работы? Весь день на ногах.
– Если честно, то устаю, – столько проблем! Вот посчитай, – Егор Павлович опять выставил пальцы. Весной, – произнёс он с паузой и с нажимом, – навоз вывези, плуг и лошадь найди, картошку посади. Летом, – ритмично покачивал он рукой, – сено коси, суши и вози. Осенью, – делая паузу, пристукивая ногой, – картошку копай, дрова руби. Зимой – воды носи, за скотом ухаживай, страшное дело, а в руках только вилы, коса, лопата, вёдра, топор, как до войны.
– Знаешь, батя, я на выставке в Москве видел вот такой маленький трактор, – Орлов показал до колена, – сильный, вёрткий и универсальный. Может косить, грести, пахать и возить.
– А что, действительно есть такой? – сразу близко к сердцу принял слова сына Егор Павлович.
– Есть, только долларами нужно платить.
– Тут штука немного другая, – беря за руку сына и переходя на шёпот, Егор Павлович открывал свой секрет. – Не положено пока в верхах такую технику в личное хозяйство отдавать. Боятся, что в совхозе работать некому будет, – сказал и снова отошёл к столу.
– Анюта, давай-ка сюда, – смачно срывая пробку с бутылки и разливая в стаканчики водку, деловито распоряжался Егор Павлович.
– Иду-у! Иду-у! – послышался напевный голос Анюты Егоровны. – А тебе уж неймётся! Наверно, и водку в стаканы налил? – сходила она с крыльца в новом платье, с причёсанными светло-седыми волосами.
– Выпить – дело благородное, а поговорить – приятное, – тут же нашёл тёплый ответ Егор Павлович.
– То-то, смотрю, ты всё время стрекочешь, – похваливая, корила его Анюта Егоровна.
– Ах, и жизнь сейчас хороша! Честное слово, на молодой бы женился, – выскакивая из-за стола, поднимая стаканчик и смело смотря на жену, Егор Павлович предложил неукоснительно выпить.
– За сына, за тебя Анюта, за нас всех вместе!
Егор Павлович крякнул, Виктор фукнул, Анюта Егоровна замахала платочком. Потом во рту захрустели малосольные, нового урожая, огурчики.
– Я же совсем забыл, – Виктор подхватился из-за стола за своим фирменным чемоданом.
– Вот дальневосточная икра и московская колбаса, а то угощенье неравное.
– Ах, прелесть какая! – нахваливала Анюта Егоровна. – Как жизнь-то меняется, а всё недовольны чем-то.
Выпили по второму стаканчику.
Анюта Егоровна отказалась от угощения.
Она первой заметила незнакомого человека, подошедшего к тыну.
– Дед, подойди сюда на минутку, – магнитил он пальцем к себе Егора Павловича.
Тот заинтересованно выскочил из-за стола.
Через мгновенье он разговаривал с ним, жестикулируя то левой, то правой рукой, а затем быстро распрощался, указывая на Шутихин дом.
– Тонну цемента дорожник предлагал за бутылку.
– Ну а ты? – встрепенулась Анюта Егоровна.
– Отказался, сказал, что сам выпить хочу, – усмехнулся Егор Павлович.
– Вот растяпа! Посмотри, дом совсем развалился, а ему не нужен! – как-то обидно, с протяжкой, передразнила его Анюта Егоровна.
– Не под руку он мне подвернулся, в другой раз его попрошу. Вон они рядом дорогу строят.
– Сейчас за «пятёрку», а потом будешь платить двадцать пять.
– Ну, это ты брось, я выпрашивать не буду, – как-то разом встрепенулся Егор Павлович. То ли перед сыном стало ему неудобно, а может, вспыхнула горевшая когда-то искра настоящего коммуниста.
– Ну, понесло! – тормозила его Анюта Егоровна. – Ладно. Вы тут ещё поговорите, а я корову пойду доить. – Она встала и вышла.