Вдыхая свежий вечерний воздух, Орлов чувствовал, что он вплывает в просторный, свободный и чистый мир, название которому – родная земля.
Черёмуховые места
Виктор проснулся оттого, что два раза ударил колун, раскалывающий тугую древесину суковатого чурбана. Было девять часов утра. Летний, напудренный лёгкой дымкой облаков солнечный день медленно плыл по подворью. Ночь прошла так быстро, как будто её и не было, как будто провалился в небытие. Месяц назад в этом маленьком домике, построенном в самом дальнем углу огромного сада, отдыхал его младший брат, пригнанный зовом сердца из противоположного, западного, края страны, города Пскова.
Предусмотренные Егором Павловичем сквознячок, кровать, старый диван, застланный чистым бельём, стол с керосиновой лампой, два стула и вешалка создавали всем желанный приют. Зимой в этом тесовом домике спали в ульях пчёлы, посасывая собственный, запечатанный в соты душистый мёд.
«С добрым утром», – Виктор прочитал надпись, вышитую матушкой на самодельном коврике из разноцветных кусочков ткани.
Он вышел из домика и ступил босыми ногами на приятно прохладную землю сада. Без стеснения долго и безотрывно потянулся всем телом.
Пчела из соседнего улья, заподозрив неладное, безрассудно и жёстко жиганула в лицо. Боль секанула ниже пояса и раздвоилась в пятки.
Орлов не шевельнулся, не заорал, как в детстве, а, потоптавшись на месте, благодатно воспринял пчелиный укус как утренний поцелуй.
– Сегодня баню будем топить, – распрямляя спину и беря кепку за козырёк, тепло и значительно смерил его взглядом отец.
– Голова не болит?
– Нет, – буркнул Виктор и направился по тропинке к дому. – Баня – это хорошо. Баня лечит, баня правит, баня всё поправит, – говорил он уже на ходу.
– Ти-па, ти-па, ти-па! Ти-ти-ти! – с крыльца дома послышался зазывный голос матери.
От дворов, порхая и кувыркаясь в траве, наперегонки рванулась голодная стая кур и индюков. Вытянув шеи, роняя пух и перья, разом всполошив и заполнив округу, прожорливая орава мчалась к крыльцу. Маленький пушистенький котёнок Тимка, мирно игравший в прятки, со страхом взлетел на дерево. Привязанная на цепь повзрослевшая лайка по кличке Стрелка защёлкала белыми острыми зубками, пытаясь сорваться с цепи в порыве охотничьей страсти.
– За водичкой, что ли, сходить? – желая сразу вписаться в естественную домашнюю обстановку, Виктор решил сделать что-либо полезное.
– Отдыхай, сынок, отдыхай. Отец мне сегодня и печь растопил, и водички принёс, – всей душой радовалась счастливая мать.
– Схожу ещё принесу, – Виктор загремел вёдрами, доставая их из-под лавки.
– Возьми тогда полотенце, сынок. На речке заодно и умоешься.
Виктор взял полотенце, коромысло и вёдра и, раскачивая их с непривычки, пошёл за водой на дальний ключ, который находился на другом берегу реки. Той самой реки, которую «не всякая птица перелетит». Чуден Днепр в верховьях своей свежестью и чистотой! Бьют ключи в его русле, давая начало всему доброму на этой земле: весной – черёмухе и соловьям, летом – кукушкам и сочным лугам, осенью – водоплавающим, зимой – выдре, кунице, снегу и льдам. И ещё на этой реке из года в год растут пацаны. С криком и посвистом, отбивая пятки в горячей пыли натруженных смоленских дорог, обдирая штаны и кожу в прибрежных кустах и непролазных бурьянах, свободно резвясь и играя в лугах, наполненных травами, молочным туманом и мягкими многоголосыми разговорами здешних крестьян, зреют и наполняются ребячьи сердца любовью к родному краю. И тот, у кого она вызреет, запомнит навек, пронесёт через всю долгую жизнь, бескорыстно подарит её другому краю, делу и человеку. Растут здесь также девчонки – с ягодными и грибными походами, с луговыми цветами в косынках, руках и губах. Дерзкие и мечтательные, помогающие дедушкам и бабушкам, всегда им желанные, для счастья и радости сердцем послушные.
Орлов медленно подходил к сказочной речке своего далёкого детства. Водная гладь, перекатываясь из заводи в заводь, стремилась всё дальше и дальше вниз по течению. Орлов закатал до колена брюки и вошёл в жгуче-холодную воду, стайка маленьких рыбок метнулась в сторону от него, на мгновение застыла на месте, а затем снова продолжила трепетное движение плавниками у самого дна. Солнце просвечивало воду насквозь, искрилось на её поверхности, впивалось в зелёные кудри водорослей, заглядывало под своды камней, уходило в песок.
Грудь распирало от радости, когда первые горсти взлетевшей воды окатывали тело. Фыркая и замирая от прикосновения холодных струй, Орлов неистово черпал руками хрустальную влагу. Затем раздурачился. Скинув брюки, бросился в глубину, начал хлопать руками и биться всем телом, взмётывая брызги и обволакивая себя приятным потоком воды. Нырял с головой, бултыхался, а когда основательно устал, подгрёб к берегу. Выскочил, быстро отряхнул капли, вытерся полотенцем, оделся, подставил лицо лучам солнца, поднял руки и с каким-то внутренним облегчающим стоном глубоко и отрывисто глотнул исцеляющий воздух.
«Мать честная, как же здесь хорошо!»