Крутые излучины (сборник)

Слева проскочил первый пустырь придорожной деревни. Оставшиеся яблоневые сады состарились, деревья одичали и засохли. Отец рассказывал Виктору, кто раньше здесь проживал, да разве запомнишь, коль скоро через километр мелькнул второй пустырь, а потом третий, четвертый?..

Дома на центральной усадьбе стояли сплочённо, кое-где обновились, а где и покосились. Возле конторы, напротив обелиска Славы, возвышался флагшток ударной вахты, поднятый в честь героя жатвы, одноклассника Александра Жукова.

В груди Виктора мимолётно вспыхнула радость за школьного друга, и снова нетерпеливое и томное желание увидеть Галю, усиливаемое ощущением того, что она здесь, метнуло его вперёд, на крыльцо деревянного клуба.

Ему казалось, что он встретит её, как в первый раз, – молодую и красивую, в белом, прозрачно-воздушном платье, лёгкую и светлую, как появившаяся неожиданно надежда или мечта.

Он, зрелый и окрылённый, нашедший свой жизненный путь, исполненный бесконечным запасом творческих сил и ищущий только её одну, способную дать всему накопившемуся потенциалу души щедрое и свободное излияние.

Путаясь и спотыкаясь на колеблющихся половицах коридора, связывающего крыльцо с единственным залом в клубе, Виктор ворвался в него.

В большом помещении, уставленном стульями и скамейками, какая-то женщина снимала со стены бумажный самодельный плакат, на нём было написано: «Бригадир Александр Жуков дал обязательство заготовить 100 тонн сена и выполнил его. Берите с него пример».

– А где можно найти вашего передовика? – растерянно и неожиданно для себя задал Виктор этот странный вопрос.

Женщина обернулась.

Она была в красном беретике, надетом на подрезанные до плеч прямые волосы.

Весёлые и приветливые её глаза живо взглянули на него.

– Орлов, ты разве забыл, что, кроме тебя, за мной ухаживал Жуков, и по-настоящему? – раскачивая беретиком и подняв удивлённые брови, пропела она, забавно разделяя и удлинняя звучание слов.

Оно-то и цепляло Виктора за самое живое.

Вслушиваясь в знакомую интонацию голоса, он улавливал ту связующую, прошедшую через годы и сохранившуюся основу её мягкого и доброго отношения к нему.

Его поразило, что эта внешне изменившаяся женщина, с плохо причёсанными волосами и округлившимся лицом, когда-то некрасиво курившая сигареты взатяжку, снова нравится ему.

– Галина? – распахнув объятия, Виктор направился к ней.

В душе его звучала «Семёновна»:

Ой, Семёновна, моя милая,
Я пришёл к тебе, а ты унылая.
Я пришёл к тебе разговор завесть,
Рассказать о том, что на сердце есть.

Напор Орлова был настолько сильным, что Галя поддалась ему и, подтанцовывая, подыграла ответной частушкой:

Я про любовь спою, как улюблялися,
А потом спою, как расставалися.
Улюблялися пять минуточек,
А расставалися трое суточек.

– Своей нет, так на чужую ластишься? – по-прежнему улыбаясь и глядя смело в лицо Виктору, кокетничала она.

– Ох, чужая не такая, у тебя глаза милей, – развеселился Виктор, довольный тем, что ему удалось преодолеть полосу отчуждения, возникшую от грустного ощущения так легко расходящихся человеческих судеб.

Она протянула ему и он пожал её мягкую, но тяжёлую руку.

– Сначала работала дояркой, а потом, как родился сыночек Витька, перевели в клуб, – рассказывала она о себе.

– Я тоже не блудный сын. Люблю армейскую службу. Тянет домой, на родину, но знаю, что возврата больше нет, – говорил Виктор. – А что же Москву покинула?

– Знаешь, надоело актрисой быть. Хорошая улыбка при плохой игре у меня не получается, а от тебя тогда холодком повеяло.

– Да, Москва нас не сблизила, – согласился Виктор.

– Вот тогда и пришло ко мне это беглое настроение. А теперь считаю: чем в городе перебиваться, лучше в деревне остаться. Виктор, приходи к нам в гости, сам увидишь, как мы с Сашкой живём. Приходи лучше на Яблочный Спас, – добродушно приглашала она.

– Согласен, хоть на ореховый, хоть на медовый, хоть на яблочный, – Виктор блеснул разгоревшимися глазами, влюблённый в её деревенскую, настоящую доброту.

На столе лежат четыре вилочки,
Доведёт любовь до могилочки…

– звучала в углах деревянного клуба песня, летящая под залихватский перетяг гармониста.

Яблочный спас

Дав полный газ, Орлов выехал на мотоцикле за пределы центральной усадьбы, оставляя стремительно бегущий то влево, то вправо поток клубящейся пыли. Знакомая дорога уводила его назад, в родную деревню.

«Эх, надо было её поцеловать», – жаворонком висела неотступная мысль у лейтенанта Орлова.

На совхозных полях, подступивших к дороге, работала техника, одиноко, но красочно вписываясь в пшеничное раздолье.