Кружевные закаты

Комната погрязла в жутком для Алины молчании. Андрей, расширив глаза до размеров спелых яблок, таращился на нее, не представляя, что сказать, поскольку действительно не подозревал ничего из того, чем она огорошила его. Видя это и понимая, что, как обычно во время взрывов (вот почему она предпочитала вообще обходиться без резких фраз), наговорила лишнего, Алина с сожалением добавила:

– Прости, я так обрушила это на тебя… Ты, конечно, не виноват. Все из-за твоего влияния на меня. В конце концов, хватит терпеть это. Лучше сделать и пожалеть, верно?

Андрей, бескомпромиссный, не терпящий и тени порока, но при этом нервный, был сбит с толку любовными иллюзиями, своими и чужими. Надеясь всю жизнь просидеть на краю, не кипеть, не ранить себя из-за чувств, он не смог удержаться и по примеру сотен тысяч других людей подделся сердечной смуте, поставив случайную девушку, чем-то привлекшую его, на пьедестал. А ведь раньше он критиковал поведение кокеток, называл их недостойными. Забавно, что и Алина прежде потешалась над влюбленными, походя в этом на боготворимого ею Базарова, и считала себя человеком рассудка. Кто знает, как бы изогнулась эта девушка в духовной эволюции, полюби она взаимно…

Алина мечтала о человеке, который безраздельно принадлежал бы ей, а любила только тех, кто привлекал ее недоступностью. Полюбила Андрея она до потери себя, чего смертельно боялась. А Светлана просто увлеклась, причем даже не им. Она не была так вдумчива, но тоже оказалась во власти страсти. Не английская сдержанность, полунамеки, захватили их, живущих на отрезанном от цивилизации островке, а вполне русская свобода духа и жажда счастья, пусть вкупе с пессимизмом и ленью. Унесенные снами, исчезли детские мечты Алины, а осталась только пульсирующая жизнь, с которой она не умела справляться.

– Милая, – смиренно изрек Андрей, найдя в себе силы посмотреть ей в глаза, – не надо, не терзай себя.

Неловкое молчание, когда Алина уже отчаялась услышать хоть что-то и в тупой тоске думала, как бы не расплакаться, хотя знала, что слез не будет, прорезалось звуком его смягченного голоса.

– Не надо успокаивать меня. Ты мне скажи, что с этим делать?! – воскликнула она, полагаясь на него, будто он в самом деле способен был помочь.

– Обрати внимание на кого-то другого… – растерянно завершил Андрей несколько месяцев ее терзаний.

«Я не стану унижаться», – подумала Крисницкая, с облегчением сознавая, что его ответ не выбил ее из седла.

– Хорошо.

И направилась к двери. «Нет. Надо еще что-нибудь сказать».

– Ты не переживай из-за этого. Как обычно, ничто не может сильно ранить меня.

– Я надеюсь, это не повредит… – с надеждой начал Андрей и запнулся.

Алине удалось возродить в нем состояние неясности, которое он ненавидел.

Напряженно вглядывалась Алина в тишину его очей, медленно обернувшись. Если он друг ей, как сам считает, почему так далек? И что за блажь убиваться по человеку, который знать тебя не хочет?

«Ей-богу, выглядит, как ошпаренный кот».

– Конечно. Наша дружба, друг мой, останется нерушимой.

– Забудь об этом, Аля…

Как оскорбительно стоять вот так и видеть, как человек, от которого ждала если не взаимности, то хотя бы понимания, испуганно обомлел от обыкновенного признания и безмолвно заклинает не гоняться за ним!

И Алина оказалась прозорлива, не проронив ни слезинки.

25

Как ни странно, отношения их с того дня стали более глубокими. Они не поссорились, держались учтиво, чем быстро развеяли первичную неловкость. Андрей даже рассказал ей о своем первом опыте объяснения с девушкой, чем очень позабавил свою подругу. Против воли, отрицая рассудком, но сладко растекаясь сердцем, Алина пришла к убеждению, что нужно только время, чтобы он понял, насколько она подходит ему. Должно быть, роман способен помешать поприщу, ну да плевать. А прежде она считала влюбленных дурнями…

За неделю до отъезда в столицу Светлана, окончательно оправившаяся от удара об землю, пришла к Андрею. Он смирно сидел в своей светелке и пытался читать, на самом деле наблюдая за тем, как цыплята клюют за окном свое зерно, распластанное на грязной земле, покрытой пометом и соломой. Зрелище это наполняло его сердце такой радостью, что скучные пернатые столбцы стихов не могли отвлечь его. Всю жизнь он гнался за респектабельностью, поскольку считал это единственным способом самоутвердиться в собственных глазах. Теперь вся его прошлая жизнь казалась ему настолько мелочной, что он и не хотел вспоминать о ней. И против воли Андрей думал о деятельность своих друзей уже с меньшей антипатией, чем раньше. Что и говорить, если даже Крисницкий сочувствует поднимающейся революционной волне…