Кружевные закаты

– Как же мы без тебя, счастье наше?

– Счастье – способность стремиться к большему, – протяжно изрекла Алина.

Как всегда, когда она говорила что-то глубокое, у слушающего не возникло ощущения, что это звучит заученно. Речь ее была вдумчивой, порой быстрой, но неизменно искренней.

– А ты сам виноват, что твои ценности сосредоточились на семье. Это так мелочно…

– Но родная, – Крисницкий привык к категоричности дочери, но все равно был ошарашен такой ересью, – семья – главное в нашей жизни.

«Уже и ты начал мыслить стереотипами… Какой блестящий разум и какое невероятное для него падение… Интересно, будь мама жива, она оттолкнула бы его от этой пропасти?» Образ матери, которой она никогда не знала, был настолько приукрашен в воображении Алины, что она считала ее способной на все волшебницей. Немногочисленные фотокарточки трогательной Антонины Крисницкой девочкой приводили ее дочь в священный трепет и преклонение, а лица прекраснее Алина не могла показать. Да, мамочка могла все, почему ее нет больше? Приходится самой проходить через все. Алине и в голову не приходило, что, будь мать жива, она сама выросла бы совсем иной – мягкой, женственной, спокойной, способной не только тайно, но и открыто любить, выражать тлеющую нежность лаской. Вряд ли она вообще ценила мать до такой степени, если бы видела ее каждый день и выслушивала ее нотации; созерцала ее морщины и слушала, как та поносит соседей. Здесь речь шла уже о воображении и даже экзальтации, преувеличении какой-то идеи до священной.

– А что дала тебя эта твоя семья вместе с жизнью? Потерял маму, которая раскрашивала твое существование, а пустоту в итоге ничем и не заполнил. Почему тебе вдруг взбрело в голову, что работа – это несущественное, ты ведь был наделен властью, почему ты упустил это?!

Крисницкий не знал, что ответить, поскольку дочь слишком точно сформировала то, о чем сам он не раз задумывался.

– Потому что никакая власть не стоит утраты тех, кого любишь.

– Как будто она умерла оттого, что ты владел фабриками!

Крисницкого будто укололи в подреберье. Он всегда чувствовал себя виноватым в смерти Тони. Снова и снова это проклятое чувство, что своей любовью, желанием, жаждой, он уничтожил ее.

– Она умерла оттого, что я не смог обуздать свою похоть после твоего рождения.

Алина вскинула на отца давно уже печальные, а сейчас изумленные глаза, но справилась с первой волной боли.

– Разве это не священная наша обязанность – плодиться и размножаться?

– Не такой ценой. Не через боль женщины и ее возможную смерть.

– Ты не виноват.

– Что ты еще можешь сказать? Не нужно утешений. Не начнешь же ты, как это принято, оправдывать все божьей волей.

– То, что мы созданы страдать, не твоя вина. По крайней мере, мама боролась. Она не скатилась бы до выдумывания несуществующих врагов и прозябания в деревне.

– Она не знала даже, что такое права женщин… и довольствовалась тем, что имела.

– Она была творцом, а значит, пыталась найти себя в мире, – протестовала Алина, чувствуя расширяющуюся пустоту внутри, словно тонули в реальности мечты, наводняющие ее с тех пор, как она помнила себя. – А поиск заключается не только в воспроизведении себе подобных.

– Она просто жила моментом и умела, в отличие от всех нас, быть счастливой в общем и целом, а не только людьми и обстоятельствами, – Крисницкий не нашел, что сказать еще, и просто замолчал. – Ты так на нее похожа, но все равно другая!.. Можешь делать все, что заблагорассудится, я не могу тебе отказать. Вы с ней как существа из параллельного мира, более утонченного, прекрасного…

Алине всегда казалось, что она родилась после смерти матери. Антонина, всегда казавшаяся ей идеалом, в ее воображении лежала в предсмертной агонии уже за день до рождения ребенка. И совсем уж странным казалось ей, что Борис сын одних с нею родителей.

– А ты никогда не пытался еще раз жениться, отец?

– Пытался.

– И что же? Пожалел нас с братом?

«Марианна уже вышла замуж к тому времени».

– Не сложилось. Пока душа еще свежая, гибкая, не взъерошенная, все кажется вдохновением, а мечтать и не сомневаться в том, что все пойдет прекрасно, так же естественно, как дышать. Потом царапины уничтожат все это, и тебе, наконец, придет в голову, что я не просто старый ворчун. А пока радуйся, смейся… Даже при твоей замкнутости я вижу, что все это есть в тебе. Я вовсе не глупец, каким ты меня мнишь, дорогая… Как печально, что мы из-за предрассудков и обыкновенной лени не узнаем даже близких. Мне всегда казалось, что верный способ полюбить – распознать.

– Не из-за лени мы не узнаем даже себя, свои потаенные желания и мотивы, – жестко ответила Алина. – Просто не всем нравится, когда кто-то копается в их душе.

– Ты считаешь меня недостойным копаться в твоей душе или хотя бы пустить в свой закрытый мир?

На это Алина ничего не ответила, смотря в другую сторону.

– А по поводу любви и распознавания… Мне думается иначе – любить можно только тех, кого не знаешь.

– Давай оставим эту тему… У всех по-своему, я полагаю… Сколько людей, столько и способов взаимодействия между ними, отношения не развиваются по шаблону.