Крылатый пленник

И Вячеслав сближается с этими людьми. Все они были в туннеле, знают Вячеслава в лицо, но работали в других абтайлунгах, и только здесь они становятся настоящими друзьями. Стройный француз Раймон Пруньер из города Иври-на-Сене, разносторонне развитый, замечательно образованный и стойкий человек. Вячеслав быстро проникается к нему чувством большого уважения. Раймон всегда умеет справедливо разрешить любой спор, найти слово товарищеского утешения, развеять чужую тоску доброй шуткой. Другой француз – лётчик, житель Касабланки Эдгар Франшо. Узнав, что и Вячеслав лётчик-истребитель, Эдгар бросается на шею русскому другу и благодарит за Сталинград и Курск. Испанец Гомес Эскуэр, боец из Интернациональных бригад в Испании, человек большого опыта, мужества и терпения. Он обладал исключительно красивым голосом и часто пел республиканские песни Испании. Он перенёс в германском плену жестокие муки, чудом сохранил жизнь и был до предела измождён голодом, фурункулёзом и последствиями избиений.

Из русских узников с Вячеславом дружили новые знакомые по туннелю: Ветров, лётчик Иван Бурмистров и киевский агроном Руденко. Все эти люди находились начеку, чтобы не упустить момента, когда опасность массового истребления заключённых станет реальной перед агонией «рейха». Присматривались они и к составу конвоя, местным условиям и окружающей обстановке.

Городок Розенхайм, близ которого находилась деревня Штефанскирхен, был уютным, удобным для жизни, совершенно непромышленным пунктом, обсаженным зеленью, окружённым полями и холмами. В город вела шоссейная дорога, которая могла бы называться «мечта шофёра». Деревня Штефанскирхен на берегу живописного озера находилась довольно далеко от гаража с узниками. Но в полукилометре от гаража высилось здание воинских казарм, где стояла запасная часть, готовившая кадры для вермахта.

Были там и «тотальные» немцы, мобилизованные с предприятий, пожилые люди, с испугом бравшие в руки винтовку; были какие-то венгерские юнцы, дети хортистов и венгерских немцев из Семиградья. Их жиденькие голосишки доносились до лагеря, когда юнцов водили на ученья «с песней». Эти голосишки скорее вызывали жалость, чем ненависть.

Но особенно запомнилась женская часть, расквартированная в тех же казармах. До тех пор никто из пленных и заключённых не мог припомнить, что он видел в Германии женские войска. А здесь в казарме Штефанскирхен целая рота рослых девок маршировала под командой рыжеусого фельдфебеля, который изо всех сил старался придать своему подразделению бравый и боеспособный вид. Для придания оптимизма этой роте или в угоду начальству фельдфебель заставлял петь свою армию всегда одну и ту же бодряцкую песню. Девки голосили:

– Ай-ли! Ай-лу! Ай-ла – я – ха-ха-ха!

Заключённые подходили поближе к проволоке и провожали глазами оптимистически марширующую часть. Раймон пожимал плечами:

– Хохотать этим бедняжкам сейчас, ей-богу, нечего! Но какое богатство духа и благородство мыслей у этой волнующей песни! Уж позаимствовали бы хоть марш у своего соседа – австрийца Цирера.

В Штефанскирхене узники встретили наступление нового, 1945 года. Никто не сомневался, что это будет год полной победы.

Вскоре немцам удалось смонтировать в гараже несколько станков, и они снова пытались пустить в ход моторное производство. Чтобы это сделать быстрее, требовалась трансформаторная подстанция, и все силы команды были брошены на постройку этой подстанции. Строительство подходило к концу. Трансформаторы уже подключались. Но частые воздушные тревоги задерживали пуск станции.

По сигналу «фораларм» заключённых уводили в лес и укрывали в карьере. Лес был реденький и смешанный, сквозь его голые верхушки заключённые наблюдали работу союзной авиации. Не встречая сопротивления, косяки английских и американских самолётов неторопливо приближались к Розенхайму (где никаких промышленных объектов не было), отцепляли бомбы и превращали в руины целые улицы безобидных жилых домиков.

В одну из тревог, когда налёт на беззащитный городишко продлился чуть не полный день и заключённых продержали весь этот день в карьере, под дождём и снегом, Вячеслав сильно простудился. К ночи боль в ухе стала адской. Ломило и раненую ногу. Терпеливый Вячеслав на этот раз катался на нарах, ухо стреляло, разрывалось, боль подкатывала к сердцу. Бурмистров с Руденко и Раймон Пруньер с Эдгаром Франшо доставили больного в ревир.

Среди узников на общих работах был врач-француз и фельдшер-поляк. Они героически боролись за жизнь русского товарища, и благодаря их самоотверженным усилиям Вячеслав выжил. Капо Карлик даже машину собирался заказать для отправки полуживого в Дахау, но медики уговорили эсэсовцев подождать. Вячеслав лежал на койке в ревире и поправлялся. Француз сказал ему, что, пожалуй, завтра он сможет вернуться на работу.

– А сегодня пока полежите в бараке, вы и ещё три больных товарища. Сегодня работы тяжёлые: будет ровняться площадка перед готовой подстанцией. И, кажется, компрессоры нужно нынче внести в помещение гаража. Скоро и цех пустят.