Регина Сергеевна, чтобы не видеть всего этого с громким стоном выбежала в спальню и, съежившись, забилась в угол постели.
Булгаков в какое-то мгновение с сожалением в душе схватился за кочергу с тем, чтобы вернуть рукопись назад, но увидел, как буквы и слова, которые он выводил ручкой, прежде чем исчезнуть, отделяются от бумаги и, словно живые корчатся в пламени. Булгакову сделалось страшно и горько, однако он силком заставил себя захлопнуть печную дверцу и запретил себе думать о романе. Тяга с противным, неземным воем сожрала его, вынесла в трубу и тотчас развеяла над Москвой. И он подумал, что она таким образом мстит ему за то, что он хотел сжечь её в циклопическом пожаре.
И он пошёл и напился водки, не закусывая ничем, даже его любимыми огурцами с запахом укропа из большой, холодной банки. А на рассвете проснулся от резкого цветочного запаха и, пошатываясь, словно пьяный, встал, опущенный на землю, чтобы работать и ещё раз работать над примитивными, нудными текстами и ораториями либретто. А ещё он спросонья решил начать писать новый, абсолютно новый вариант "Записки покойника", в котором он страстно желал разделаться со всеми своими врагами как в литературном, так и в театральном мире, чтобы она все пропали, сгинули, разлетелись во все стороны и никогда больше не появлялись в его жизни, а он бы сделался свободным и беспристрастным, как гуру.
И что же?!
К его изумлению на столе лежала та же самая рукопись романа "Мастер и Маргарита", которую он истребил в печи, ко всему прочему, с размашистой, витиеватой припиской рукой Лария Похабова: "Рукописи не горят! Запомни это! Пиши роман!" Как только он прочитал её, она покоробилась и исчезла, а вместо неё появилась другая: "Долг тебе никто не простил!" Это уже было чрезвычайно-убийственным нарушение всякой реальности, и Булгаков грохнулся в тяжёлый, длительный обморок, страшно напугав Регину Сергеевну.
- Что там... что там?.. - спросил он первым делом, придя в себя и, как сомнамбул, водя рукой в пространстве.
- Миша, ты только не пугайся... - слёзно попросила Регина Сергеевна, - там... там, - замялась он, - там твой роман, который... - она не сдержалась и схватила его за руку, как капкан, - который ты на накануне сжёг!
- А "записки"?.. - встревожился он.
- И "записки" тоже, - осторожно, как тяжелобольному, сообщила она.
- Слава богу... - простонал он, оглядываясь на всякий случай вокруг, словно проверяя реакцию лунных человеков.
И он неожиданно для себя вздохнул с огромным облегчением и засмеялся, как одержимый. Спонтанный прилив сил воодушевил его.
Однако этим дело не кончилось. С того самого памятного утра у него с правой стороны, там где лопатка, снова появилось вечно тёплое пятно. Исходя из всего предыдущего опыта, Булгаков сообразил, что это наглые происки лунные человеков и что отныне его ещё больше силком подкачивают энергией. Но он в ожесточении на весь белый свет твердил, как полоумный: "Шиш вам всем! Шиш!" И хотя Ларий Похабов и Рудольф Нахалов называли его мастером-стилистом, сомнения всё больше охватили его. Он понимал, что бессилен, что не может придать роману "Мастер и Маргарита" тот абсолютный шедевральный блеск и стиль, которыми роман, без сомнения, должен был обладать.
- Господи! Господи! - твердил он. - Оставь меня в покое! Дай мне умереть!
***
"Странные вещи происходили вокруг. Приходили странные люди. Миша их называл "наблюдателями". К его удивлению, выспрашивали у него насчёт романа и исчезали прежде, чем я начинала возмущаться: "Да что же такое?!" Я укоряла его: "Не надо ничего говорить, ведь ты же не знаешь, от кого они пришли!" "От ОГПУ", - отвечал он насмешливо. Но я-то знала, я-то просто чувствовала, что это не так, что с нами что-то происходит в хорошем смысле этого слова. И моя душа наполнялась надеждой и я думать боялась, что полковник Герман Курбатов ошибся, а вдруг существует ещё кто-то, кто любит нас?
Был какой-то военный в странной русской шинели без хлястика, был рыбак с удочками, три раза ошибавшийся адресом, была модистка, заглядевшаяся на него в магазине. Он таинственно улыбался и говорил мне: "Это они... они... они..." И я знала, что он имеет в виду существ из лунного мира, которые приходили посмотреть на него и оценить его писательское состояние. И со всеми он участливо говорил, и со всеми откровенничал. И сильно пугал меня своей доступностью с незнакомыми людьми.
А зимой тридцать четвертого я вдруг увидела на заиндевевшей витрине букинистического магазина, что на улице Горького, 23/60, книгу "Мастер и Маргарита" в яркой оранжевой обложке и с незнакомой фотографией Булгаков, которая ещё, несомненно, даже не была отснята. В страшном изумлении я расторопно вбежала, нарочно громко стуча каблучками, и, кажется, гневно потребовала принести книгу: "Которая ещё не вышла! Как вам не совестно!", - самонадеянно воскликнула я.
Мысль о том, что роман никак не мог попасть в чужие руки, даже не пришла мне в голову, ведь я самолично спрятала его в самый нижний чемодан в кладовке. Об этом чемодане знала только я одна.