Ему было жаль писателя, которого они между собой для краткости называли Мастером, да и по их мнению, он достиг большого совершенства, и у него был потенциал, и мучился он над текстом, как никто иной, что было обычно в такие знаковых, если не сказать, эпохальные проектах в судьбоносные времена.
- Увы... - тяжело вздохнул Герман Курбатов, отводя взгляд вроде бы по пустякам, например, из-за мухи на окне, - решение принято наверху и обсуждалось весь последний год! Мы долго взвешивали все "за" и "против", и пришли к выводу, что Булгаков не способен написать роман "Мастер и Маргарита"! Увы...
Он закрыл глаза, как будто читал молитву. Но молитву читать было бессмысленно. В лунном мире она не была действенна.
- Я понимаю... - промямлил Ларий Похабов. - Жаль, что роман не будет дописан.
Его формальная позиция понравилась главному инспектору по делам фигурантов, Герману Курбатову, это было знаком внутренней дисциплины, и он лишний раз убедился в правильности выбора кандидатуры Лария Похабова.
- Будет! Будет! - удивил Лария Похабова Герман Курбатов, крепко сжав тонкие губы и перекинул ногу на ногу. - Этим займётся его жена!
- Регина Сергеевна?.. - удивился Ларий Похабов, стоя по стойке "смирно", и невольно выпучил глаза так, как выпучивал их в состоянии естественного изумления, хотя был мастером камуфляжа высочайшей квалификации. Но сейчас была важна естественность. Герман Курбатов любил естественность и не терпел криводушия. Ларий Похабов знал об этом.
- Другой жены нет, - резонно заметил Герман Курбатов.
- А?.. - скромно поперхнулся Ларий Похабов и сообразил, что Герман Курбатов знает о спасённой рукописи романа. Это стоило ему трёх вагонов энергии, и он на свой страх и риск залез в долги, но теперь рукопись лежала в кладовке, в коричневом дерматиновом чемодане, куда её спрятала Регина Сергеевна, и дело, в общем, не было проигранным. Значит, в принципе, я поступил правильно, подумал Ларий Похабов, хотя действовал не по инструкции, а на свой страх и риск чисто интуитивно.
Донести мог только Рудольф Нахалов. Ларий Похабов и раньше замечал за ним грешки сексота, но не придавал им большого значения, ибо тандем у них был старым и неизменным. Ну и что, что он донёс: Ларий Похабов работал безукоризненно, исключительно только на благо департамента "Л", то бишь в конечном итоге на человеческую культуру, и в этом плане был непогрешим.
- Спишете на наследственность, - криво ответил Герман Курбатов, давая понять, что ему самому претит выносить подобного вида приговоры.
Такие решения всегда были неприятны. Однако они шли в русле существующей системы, весьма жёсткой по сути и прагматичной до мозга костей, и те из лунных человеков, которые работали в двух мирах сразу, естественным образом испытывали душевное разложение, что считалось вредностью профессии и приводило к трансцендентным девиациям.
- Когда? - не без дрожи в голосе спросил Ларий Похабов, хотя вопрос был явно лишним.
- В самое ближайшее время! - строго посмотрел на него Герман Курбатов, зная, что Ларий Похабов любит своевольничать и тянуть резину, хотя, по большому счёту, это и не было критично.
- Есть! - тотчас щёлкнул каблуками Ларий Похабов, ощутив подвох.
- После этого будете вести работу с его женой в том же самом ключе, - поведал Герман Курбатов. - Роман должен быть дописан и отредактирован за четверть века.
Ларий Похабов с облегчением, но так, чтобы не заметил Герман Курбатов, вздохнул. Всю вторую половину разговора он ждал эту фразу: они с Рудольфом Нахаловым остались у дела. Это было главное. Значит, к ним претензий нет и можно продолжать в том же духе наращивания результатов, хотя они и были мало очевидны, растянуты во времени и, казалось бы, ничтожны, но результат мог явиться неожиданно.
Ларию Похабову стало стыдно, он знал, что чуть-чуть, но всё же не дорабатывает, и решил, что дожмёт Булгакова в самое ближайшее время.
Казалось начальник департамента "Л", главный инспектор по делам фигурантов, Герман Курбатов, всё понял, потому что криво усмехнулся.
Однако Ларий Похабов тоже был не лыком шит.
- Но... она... - смел возможным робко напомнить он, - она не писатель?..
Тем самым он хотел показать, что разбирается в тонкостях ремесла, и невольно задел тайные тревоги Герман Курбатов: ничто так не страшило никого, как будущее с её неопределённостями, которыми занимались совершенно другие службы. Рекомендации, которые они выдавали, легли в основу решения о Булгакове. Это надо было понимать в буквальном смысле: от его романа зависло самое ближайшее будущее русской литературы и вероятность её знаковости в период падения вкусов.