Крылья Мастера / Ангел Маргариты

- Где похоронен? - спросил, не слушая его, Булгаков.

- На Донском... Да... - вспомнил Дукака Трубецкой и поморщился, потому что здорово напился и подрался с гробовщиками, а они его нещадно побили черенками от лопат.

- Гэже... - позвал Булгаков, - Змей Горыныч умер...

- Да?.. - удивилась она, заглядывая в кабинет. - Туда ему и дорога, чёрту толстому!

- Не говори так... - моментально расчувствовался Булгаков, глядя на её прекрасное лицо, дышащее заботой и любовью.

- Миша... - остановила она его, не обращая внимания на Дукаку Трубецкого, - сколько он тебе гадостей сделал? Сколько?!

- Много... - сморщился Булгаков, - много... ну а что же теперь?.. - Давая понять, что о покойнике ни одного плохого слова.

- Дело хозяйское, - сделала она возмущенное лицо на его бесхарактерность, - я бы не простила! - и ушла, гордо тряхнув головой с красиво закрученными кудрями.

Дукака Трубецкой опять же с чисто восточным порицанием посмотрел ей вслед: женщина есть женщина, что с её возьмёшь?

- У меня план, - заговорщически наклонился он к Булгакову, делая вид, что всецело на его стороне.

- Что ещё за план? - инстинктивно отстранился Булгаков, потому что ни под каким соусом не доверял Дукаке Трубецкому, низкому, золотушному человеку.

- Сделать ноги в Турцию... - возбуждённо зашептал Дукака Трубецкой.

- Ты что, спятил?! - ещё больше отшатнулся Булгаков, чувствуя, как у него самопроизвольно кривятся губы. - Я знаю, что ты провокатор, но не до такой же степени!

- Я?! - сделал обиженный вид Дукака Трубецкой. - Провокатор?! Я, может, и завидовать твоей славе, но никогда на тебя, в отличие от некоторых, не доносил!

Булгаков знал, что они его ненавидели за один талант. Он ещё ничегошеньки приличного не сделал, а они уже загодя враждовали и плели за его спиной заговоры.

- Ну всё! Хватит! Забирай свой самогон и вали!

Обсуждать скользкую тему с человеком, который запачкан с головы до ног, было не с руки, да и просто опасно.

- Я-то уйду, - почему-то обрадовался Дукака Трубецкой, блеснув фарфоровой улыбкой с выбитым зубом, - только ты можешь быть следующим. Не утопят, так застрелят!

- Топай, топай... - миролюбиво процедил Булгаков, дёргая своим прекрасным носом-бульбой, - пока цел.

- Ладно... - с достоинством согласился Дукака Трубецкой, - как хочешь.

И пошёл к выходу. Булгаков - за ним, и главное, уж потом сообразил, что без всяких щелчков в голове, словно лунным человекам было всё равно, вляпается он в дерьмо или нет, что это и есть главная цель визита Дукаки Трубецкого.

Около двери Дукака Трубецкой снова горячо зашептал, прижимаясь к Булгакову, как бумажка к клею.

- Найдёшь Ираклия Вахтангишвили и отдашь ему это письмо! - и сунул в руку Булгакову конверт.

- Иди к чёрту! - дёрнулся Булгаков, и конверт отлетел в угол.

- Ладно... пока, - разочарованно молвил Дукака Трубецкой, блеснув лиловым глазом, - только когда за тобой придут, вспомнишь мои слова!

Как классик жанра и главный редактор журнала на Садово-Триумфальной, Дукака Трубецкой говорил суть только в конце сцены. В этом была его суть. Но до трагизма он не дотягивал ввиду хилости конструкции души.

- Бывай! - сказал Булгаков и вытолкал его взашей, а потом стал искать злополучное письмо.

Оказывается, оно провалилось за тумбочку, где, как на чердаке, было полно пыли и запустения.

Булгаков вскрыл конверт, чтобы узнать, к чему приговорил его Дукака Трубецкой, однако письмо было на грузинском языке.

- Что-о-о... такое? - удивилась Регина Сергеевна.

- Не знаю, - повертел письмо в руках Булгаков, - Дукака Трубецкой оставил.

- А что там написано?

- Без понятия, - пожал он плечами.

- Выбрось! - посоветовала Регина Сергеевна.

И вдруг самого момента план побега показался Булгакову до умопомрачения простым, а главное, естественным: они приезжают, находят шкипера Гочу, падкого до денег, арендуют его шаланду до Трапезунда, и дело в шляпе. Одно название "Трапезунд" звучало для Булгакова как музыка.

- А если же с ним не выгорит? - спросила Регина Сергеевна.

- Тогда можно обратиться к Ираклию Вахтангишвили, - мечтал Булгаков. - Письмо Дукаки Трубецкого весьма кстати...

Регина Сергеевна только осуждающе покачала головой, но остановить Булгакова не могла.

***

"И Миша что-то задумал, ночью стал приставать ко мне со странными разговорами.

- Я вот думаю... - сказал он почти весело, - как бы мы в Париже хорошо с тобой зажили? А?..

Я посмотрела на потолок, по которому пробежали огни от машины за окном, и ответила:

- И не думай! Тебе здесь пробиться надо. А в Париже у тебя новые враги появятся!

Он с недовольством хмыкнул и замолчал. Я поняла, что он не даст уснуть, пока не обсудит со мной проблему своих неудач.

- В Париже... я бы мог писать, не боясь ничем, - помечтал он, как о заварной булочке.

- Чтобы моментально стать антисоветчиком, - ехидно резюмировала я.

- Можно было дописать трилогию "Белой гвардии"... - не слушая меня, погрузился он в мечты.

- Кого это интересует? - искренне удивилась я. - Кого?! Миша?!

- Меня... - спокойно ответил он.

Но я-то знала, что он весь клокочет внутри, потому что фантазии его были кривыми и романтическими.