Крысиный король

– Совсем забыл тебе сказать. Думаю, нам не стоит упускать возможность рассказать миру о том, что мы делаем. Сыграем «Город ветров», ладно?

Наташа кивнула и улыбнулась.

Пит улыбнулась в ответ. Наташа видела его лицо. Оно казалось израненным. Длинные тонкие царапины только украшали его, но на самом деле она их толком не заметила. Слишком радостно он улыбался. Лицо у него было очень бледное, но он улыбался, как всегда, глядя на нее распахнутыми глазами. Он был такой милый… такой молодой… она улыбнулась.

Пит отошел на пару шагов, держа ее руку в своей.

– Давай поиграем, Наташа.

– Конечно, – выдохнула она. Это было бы прекрасно. Немного драм-энд-бейса. Она сможет раствориться в нем, перебирать мелодии, сочетать их друг с другом. Может быть, они смогут сыграть «Город ветров».

Всех друзей Савла, кроме Кая, уже давно опросили. Глядя на листок бумаги, зажатый в ладони, Кроули ощутил неприятный холодок в желудке. Он боялся, что знает, где Кай.

Он чувствовал себя нелепо, как коп из американского сериала, который действует по наитию и утверждает, что у него чутье. Он попытался сопоставить данные осмотра истерзанного тела в метро и информацию о Кае, приятеле Савла, который пропал пару недель назад.

Какое-то время Кроули носился с идеей, что за всем этим может стоять Кай. Было очень просто решить, что та бойня была делом рук другого пропавшего человека. Но эту версию он держал при себе. Его нежелание признавать Савла убийцей всем остальным казалось идиотским, и он понимал почему. Но все равно оставалось что-то… какие-то мысли бродили у него в голове… что-то не складывалось. Он видел Савла. Дело было в чем-то еще.

Он рисковал потерять контроль над расследованием. Он царапал на бумаге какие-то схемы, а потом по-дружески просил лаборантов об услуге, потому что действовать по обычным каналам было слишком рискованно. Он не мог участвовать в мозговых штурмах вместе с остальными и оценивать версии, потому что они прекрасно знали, кого именно ищут. Они искали Савла Гарамонда, опасного преступника, сбежавшего из тюрьмы.

Поэтому Кроули воздерживался от обсуждений, с помощью которых раскрыл свои самые главные дела. Он боялся, что без них будет вариться в собственных догадках, не сможет ничего придумать и никто не воспримет его всерьез. Но выбора у него не было. Кроули остался один.

Предположим, Кай убийца. Но от этой версии ему пришлось отказаться. Кай не был близко знаком ни с одним из главных героев драмы. У него было еще меньше мотива, чем у Савла. Он даже физически был слабее.

А еще его группа крови совпадала с группой той крови, которая покрывала стены на станции Морнингтон-Кресент.

И фрагменты челюсти, которые удалось найти, тоже, судя по всему, принадлежали Каю.

Ничего определенного. Не при такой степени сохранности тела. Но Кроули верил, что знает, кто это был.

И все равно не мог поверить, что им нужен Савл. Но ему не с кем было поговорить об этом.

А еще он ни с кем не мог разделить свою жалость. Жалость, которая переполняла его изо дня в день, жалость, которая вытесняла ужас, гнев, отвращение, страх и недоумение. Огромная жалость к Савлу. Потому что, если он окажется прав, если не Савл стоит за всем этим, значит, он попал в огромную беду, и вокруг него вертится калейдоскоп жестоких и странных убийств. Если Кроули казался себе одиноким и изолированным от окружающих, то Савл был по-настоящему одинок.

Фабиан вернулся в свою комнату, и ему немедленно снова стало плохо. Теперь его не угнетало одиночество только в те часы, когда он садился на велик и колесил по Лондону. Он все больше и больше времени проводил в седле, сжигая калории из фастфуда, которым в основном питался. Он и так был худым, но многие часы поездок согнали с него последние унции лишнего жира. Теперь от него остались только кожа и мышцы.

Он проезжал по морозу многие мили, и кожа у него горела. Он противно потел от напряжения, и ему становилось еще холоднее.

Он ехал прямо на юг, к Брикстон-Хилл, мимо тюрьмы, через Стритем, к Митчему. Здесь уже начинался пригород, дома становились ниже, магазины делались одинаковыми и скучными. Он ехал и ехал, по большим развязкам, по маленьким улочкам, останавливался на поворотах, переезжал дорогу по светофору, коротко кивал тем, кого пропускал, вклинивался перед «Порше» и не обращал внимания на то, что на него злятся.

Этим теперь ограничивалась социальная жизнь Фабиана. Он общался только с людьми, которые проезжали мимо него. Никаких близких отношений у него не осталось. Он не понимал, что происходит.

Поэтому он ездил и ездил, останавливался купить чипсов, шоколадку или апельсинового сока, ел, прислонив велосипед к выцветшей рекламе мороженого или дешевого ксерокса где-нибудь около убогого магазинчика или газетного киоска.