Ксения

— Будем выкуривать неразумных,— сказал он печально.

Не сразу занялась Москва. Дерево промерзло, избы следенились. По нескольку раз приходилось запаливать каждый дом. Но к вечеру огонь-воевода в красных своих сапогах нехотя вышел на улицу, прохаживаться начал туда-сюда. Огонь-воевода хоть и норовист, а ветра-батюшку слушается. Погнал его ветер в спину прямо на восставший московский люд.

К ночи в сплошном гуле колоколов и людском крике стало светлее, чем днем. И свет тот был страшный, трепетный, то желтый, то багровый. Иногда в нем, треща, рассыпались искры, а когда ухала наземь изба или церковь, он застилался клубящимся дымом, и в нем чудилось черное, зло ухмыляющееся лицо с адским зеленым глазом...

*

Едва забрезжило, Михаил стал пробиваться на Сретенку. Он беспокоился за князя. Сначала от него сыпались гонцы, а потом перестали. Глубокой ночью вступили в Замоскворечье коломенские отряды. Их было немного, но Михаил спешил обрадовать Пожарского и вместе с ним расставить людей. Бутурлина уже выбили из Кулишек, но стрельцы у Тверских ворот еще держались. По слухам, стояла и Сретенка, туда еще не докатился огонь.

Михаил не стал огибать Белый город снаружи, как ему советовали. Его вело чутье. Он пускал коня в тот переулок, который виделся неопасным. У Бражника свернул направо, помня, что тут есть цепь проулков, называемых Крюк и ведущих прямо на Сретенку.

Он ехал не ходко, но и не медленно, зорко поглядывая по сторонам. Вдруг услышал впереди отчаянный крик. Прямо на него, прижимая ребенка к груди, бежала женщина. За ней, придерживая скакунов и хохоча, двигались два всадника. Один из них громко говорил по-немецки:

— Бьюсь об заклад, она не добежит до речки!

— Черт с ней, стреляй, Конрад. Если попадешь, талер твой,— отвечал другой.

Раздался выстрел, и женщина упала.

— Смотри, московит! — воскликнул наемник, увидев Михаила.— Бей его!

Михаил спокойно ожидал их, вытащив из-за пояса сразу два пистолета. Это были хорошие пистолеты, голландские, с новыми колесцовыми курками и сильным боем.

Вытащив палаши, наемники наезжали на Михаила. Когда до них осталось не больше семи сажен, Михаил поднял оба пистолета.

— Женщина не добежала до реки, господа, но вам сейчас придется перебраться через реку, именуемую Летой,— сказал он по-немецки и нажал собачки.

Грохнул выстрел, но другой пистолет дал осечку. Один всадник, охнув, свалился с коня. Другой закричал:

— Свои! Глупец, ты что же, не видишь?

Михаил подъехал и молча выстрелил ему в грудь. Осечки на этот раз не случилось.

Он спешился и вернулся к упавшей женщине. Она была недвижна. Рядом сидел малыш и повторял испуганно:

— Маська, крову утри... Вставай, маська, я обмерз.

Она лежала на снегу откинувшись. Он отвел волосы с ее лица, вгляделся, и все внутри у него похолодело.

— Олена...— прошептал он.

— Маська, вставай... — бормотал мальчик.

— Ты Ивашка? — спросил Михаил.

— Ивашка,— ответил тот.— Бить меня будешь?

— Вставай, Ивашка. Мамку на коня положим, тебя в седло посажу. Надо ехать, Иван. Иван Нечаевич, — добавил он.

*

Михаил заехал на подворье Пожарских и оставил княгине Марье Ивашку. В убитой княгиня тотчас признала сенную боярышню Оленку и горестно покачала головой.

— Схороню, не тревожься, Михалка. А мальчонку знаю, куда попрятать. Есть у меня место. Всем надобно убегать, огонь идет с Китай-города.

— Мы еще побьемся, матушка княгиня,— сказал Туренев.

Он кинулся к Введенской церкви и попал в гущу боя.

За ночь Пожарский успел возвести здесь острожек. Обеспокоенный Гонсевский послал на Сретенку три роты закаленных рубак и две пушки. У пушкарей Пожарского зарядов не осталось, уповали только на рукопашную. Но гусары врукопашную идти не спешили. Они поставили пушки и принялись бить по острожку. Пожарский выслал обходом стрельцов, стрельцы побили много гусаров, полегли сами, но пушек не взяли.

Острожек не устоял против ядер и рухнул, накрыв собой тех, кто в нем оставался. Тут, выхватив сабли, гусары кинулись в открытый бой.

Успев собрать по дороге людей, Туренев явился вовремя. Пожарский отбивался от двух гусаров, третий заряжал пистолет. Туренев проткнул ему плечо и кинулся на помощь к князю. Лицо Пожарского заливала кровь.

— Так их, Миша! — выкрикнул он.

Туренев схватился с гусаром. Тот хорошо владел саблей, и Михаилу пришлось сделать тосканский выпад, которому он научился в италийских землях. Гусар на обман попался, и Михаил полоснул его по обнаженной шее. Пожарский тем временем, собрав все свои силы, вонзил клинок в грудь второму гусару.

Михаил подбежал к Пожарскому. Тот стоял, опершись на саблю и тяжело дыша. Глаза его блуждали.

— Что, Миша,— проговорил он,— Не устоим, полк королевский подходит...— И тут же рухнул на руки Михаила.

Удалось сыскать сани и довезти Пожарского до подворья. Княгиня Марья принялась хлопотать над раненым. Пожарский пришел в память и давал Михаилу последние советы:

— Людей собери, иди на Москворечье. Там ополченцы.

— Их мало,— сказал Туренев,— Гонсевский все поджигает. Огонь гонит нас из Москвы. Я, князь, тебя провожу.

— Есть у меня охрана,— сказал Пожарский.— Колтовскому ты нужнее.