Ксения

За дверью шарканье шагов. Близятся по каменному переходу. Опять? Вчера ведь пытали. Звякнули запоры, дверь тяжело, натужно отворилась. Он пытался приподняться, вглядеться. Нет, это не палач, приблизилось что-то легкое, темное. Это монахиня. Зачем? Опустилась перед ним на колени, лицо скрыто черной накидкой.

— Кто ты? — спросил он, еле двигая опухшими губами.

И на губы его легла прохладная легкая ладонь, повеяло нежным запахом. Ладонь провела по лицу, по лбу и словно сняла синяки и раны. Лицо перестало гореть, боль ушла в глубину.

— Кто ты? — спросил он снова.

Не отвечая, она расстегнула его рубаху и белой влажной тряпицей, едва касаясь, стала отирать шею, грудь, руки. Потом накладывала легкие ладони на истерзанное тело, и с каждым движением боль затихала, а тело обретало невесомость.

— Блаженство,— прошептал он,— Не уходи.

Она склонилась над ним и губами приникла ко лбу. Еще через мгновение он почувствовал на лице теплую влагу. Одна капля, другая. Дурман разливался от этой влаги. «Что же это,— подумал он,— эликсир? Какой-то чудодейственный эликсир». Все в голове раскачивалось, его мягко влекло в бездну, и было так хорошо. Словно по воздуху внесло его в какой-то сад, а там из плетения веток появилась она, вся в белом, и улыбнулась ясно, и пошла навстречу, протягивая руки...

*

Нечай Колыванов со своим отрядом рыскал по Северской и Комарицкой волостям, приводя города и села под руку нового государя. Из глубины земель доносили, что уже Воронеж, Белгород, Елец и Ливны присягнули царевичу Дмитрию. В шатость пришел даже Царев-Борисов, самый что ни на есть годуновский город.

В конце марта Нечаев отряд двинулся на помощь осажденным Кромам. Кромы и невеликий городишко, а важный, его недавно совсем выстроили на скрещении дорог. Самая главная вела от Киева к Москве, с юга текли пути из казацких земель, с Дикого поля. В окружении болот Кромы возвышались на невысоком холме. Тут поставили деревянный острог с несколькими домишками внутри, а потом окружили земляным валом с бревенчатыми стенками поверх. После Добрыничей царская армия миновала Кромы, но укрепиться не захотела, а только пожгла крепость. Казаки же самозванцевы смекнули, что тут можно надолго сесть, и на виду у Мстиславского заняли Кромы, нарыли земляных ходов и стали чинить воеводе всякие козни. То подберутся ночью и зажгут обоз, то днем вылазку устроят, выманят стрельцов, сами же в норы свои попрячутся и примутся палить из огромных длинных пищалей. В стрельбе казаки искусны. Каждый день по три-четыре десятка отправляли на тот свет.

Атаманом у казаков был Юхим Карела, малого роста человек, рыжий, кривоногий, весь сплошь то ли в рубцах боевых, то ли в болезных струпьях. Голос имел тонкий, визгливый, одевался в наряды самые невидные, только на шапке с пером носил алмаз чуть не с куриное яйцо. Не было равных Кареле в бою. Верткий, проворный, он так крутил саблей, так метко стрелял, так искусно скакал на коне, что мог побиться с пятью, а то и с десятью сразу. Карела пришел в донские степи из Лифляндии, служил там у господина, да пожег его, взял алмаз и стал вольным казаком.

Когда прослышали казаки о чудесном спасении царевича Дмитрия, послали в Краков Карелу, чтоб все разузнал, не обман ли, идти ли на помощь новому государю. Самозванец обласкал атамана и даже звал во дворец, чем весьма недоволен был Мнишек и панна Марина. Она, как всегда, улыбаясь ясно, проговорила сквозь зубы: «От твоего карлы несет навозом, прошу больше не пускать его в покои». Самозванец ответил: «И в навозе можно найти алмаз». Шутка вышла удачной, тем более что и в Кракове Карела расхаживал со своим алмазом.

Три тысячи казаков в Кромах держались против десятикратного войска. Ничто их не брало. Как начинают пушки палить, казаки лезут под землю, а как подступает войско, казаки изо всех щелей извергают огонь. Один выстрел, один побитый. Много положили народа.

Так и стояло под Кромами царское войско. Однако силы казаков убывали, они просили подмоги. Самозванец отрядил к ним Нечая с пятью его сотнями.

Пока Нечай раздумывал, как пробиться к Кареле, прискакал гонец и сообщил чудное. Не надобно пробиваться. Просто ночью пройти сквозь лагерь, для того свои люди в стане Мстиславского освободят проход.

— Все ли так? — сомневался Нечай.— Нет ли ловушки?

— Салтыкова-то своего помнишь, которого в Путивле поймал? — спросил гонец.

— Как не помнить.

— Государь его отпустил, чтоб вершил он ему тайную службу. Теперь Салтыков под Кромами стоит, через его стрельцов и пройдем.

Все так и вышло. Мартовской ясной ночью при полном свете луны Нечаев отряд пересек стан Мстиславского. Никто не чинил препятствий. Караульные еще подкинули несколько мешков пороху.

— Давайте, робяты, мы бы и сами с вами пошли, да надобно тут побыть, новому государю польза.