Ксю. Потустороння история

В спальнях были только кровати. В маленькой спаленке одна кровать, в спальне побольше – две, сдвинутые. И все – металлические, с набалдашниками на спинках, тронутые ржавчиной, на колесиках. Такие, наверно, были когда-то в больницах, а может, и сейчас есть. Их списали, а тот, кто списывал, был знакомым отца или матери Паши, вот и продал по дешевке для дачи или отдал даром. На кроватях горы матрасов, одеял и подушек. Я легла, покачалась, пружины заскрипели, по ощущениям похоже на батуты в парках аттракционов. Я вспомнила, как папа запустил меня на такой батут, я прыгала, влезала на надутых рыб и зверей, а другие дети храбро карабкались вверх, там была пасть дракона, и они скатывались из этой пасти с горки, которая казалась мне крутой и высокой. Я завидовала им, но полезть туда не решалась. Папу моя робость огорчала:

– Давай, скатись, ты чего?

– Сейчас! – отвечала я и продолжала прыгать внизу.

– Нам пора, или скатываешься, или пойдем!

– Ладно!

Я полезла вверх. Лезла медленно. Какой-то мальчишка, вдвое меньше меня, обогнал, озабоченно сопя, чуть не спихнул меня с надувных ступенек, там была сбоку веревка, я вцепилась в нее. Посмотрела вниз и застыла. Стало страшно.

– Ну? – кричал папа. – Или туда, или сюда, Ксю, мне уже некогда!

Я полезла вверх.

Села там, смотрела вниз и понимала, что не скачусь. Мальчишки и девчонки то и дело шмыгали мимо меня и кувыркались – кто на спине, кто на животе, кто даже головой вниз. Смелости от этого у меня не прибавилось, наоборот, было еще страшнее.

– Ксю, давай! В чем дело? Не хочешь – спускайся по лестнице!

Но по лестнице постоянно кто-то поднимался, если я сейчас полезу, сшибут. Да и как лезть, если ничего не видишь – ногами нащупывать? Все равно что вслепую. Тут я увидела, как папа, поговорив о чем-то с девушкой, продававшей билеты и наблюдавшей, разулся и залез на батут. Тот глубоко проминался под его ногами, папа смешно задирал колени, потом быстро взобрался наверх, сел рядом, обнял за плечи.

– Ну, чего ты? Никто не разбивается, все мягкое. Давай вместе?

– Не хочу.

– Боишься?

– Не хочу, и все.

Я готова была заплакать, но не успела, папа толкнул меня в спину. И я съехала, а потом съехал и он, дождавшись, когда на горке не будет детей. Внизу обнял меня, смеялся:

– Вот и все, и ничего страшного! Еще хочешь?

– Нет. Потом.

– Ну, потом.

Это «потом» не наступило, я обходила батуты с горками, я ненавидела их.

В большой спальне был балкон, весь закрытый диким виноградом. Я вышла на него, раздвинула листья, посмотрела наружу. По дачной улице на велосипеде ехал мальчишка лет двенадцати. Он увидел меня и вдруг нахмурился, стал сердитым. Вроде того: еду по своим делам, нечего отвлекать. И проехал дальше, вихляя рулем – наверно, недавно научился. Может, поэтому и сердился – неприятно, что кто-то увидел его пока не блестящую езду.

Я спустилась в сад. Паша трудился всерьез: на мангале исходили дымком и запахом куски мяса на шампурах , под яблоней поставлен был круглый пластиковый стол, на нем нарезанные помидоры, огурцы, хлеб, бутылка вина, бутылка водки, газировка разных сортов.

Я подошла к мангалу, протянула руки над тлеющими углями, хотя было довольно жарко. Инстинкт – раз огонь, значит, греться.

Спросила:

– Куда нам столько?

– А Наташка? Одна все съест и не подавится. Правда, уже холодное будет, но она и холодное с удовольствием ест. В этом свое своеобразие, я вот рыбу тоже люблю холодную, особенно если вареная, но и запеченную тоже. Жареную в любом виде можно, а вареная или печеная, у нее, когда горячая, запах специфический. Как бы слишком рыбный, на любителя. А когда холодная, вкус есть, а запаха нет. С черным хлебом особенно. Сейчас шашлык сниму, рыбу положу на угли, у меня есть две штуки.

– Да не надо, есть уже охота!

– А мы и будем есть. Мы едим, а она жарится. Как это – на Волге побывать, а рыбы не попробовать!

– Какая рыба? Не лещ?

– Угадала. Отец на прошлой неделе ловил, свежак. Конечно, в морозилке полежала, но за неделю ничего не сделалось.

Паша был в одних шортах, а я в парео, повязанном на бедрах. Купальник остался на мне – переодеваться на пляже было негде, пока мы возвращались, он высох. Обычно я не люблю разгуливать в таком виде, но в этот раз – нравилось. Чувствовала себя то слегка неловко, то слишком свободно, наблюдала за своими ощущениями, исследовала их.