Кто готовил Тайную вечерю? Женская история мира

Однако самые радикальные атаки доносились из Америки, где Элизабет Кейди Стэнтон и Сьюзен Энтони были едины в убеждении, что именно Библия на протяжении двух тысячелетий тяжелым камнем лежала на пути женщин к свободе и процветанию. Для Стэнтон Ветхий Завет был не более чем «простой историей невежественного, малоразвитого народа», из которой мужчинам, желающим властвовать над женщинами, удалось извлечь «небесное одобрение» своим притязаниям. Женщины не в силах были осознать суть и объем этого космического обмана, пока не вышла в свет «Женская Библия» (1895–1898). Тысячи лет Бог облекал антифеминизм в мантию авторитетности и респектабельности, но пробил час – и седовласый патриарх оказался голым королем.

Отказ феминисток от того презрительного взгляда на женщин, что сумело навязать столь многим народам христианство, имел важные последствия для еще одной ключевой темы борьбы за женские права: права на образование. Невежество женщин увязывалось с христианскими догматами: грех Евы состоял в том, что она вожделела плода с древа познания – значит, в наказание должна быть навеки его лишена. Именно такое отношение, не подвергавшееся сомнениям в течение веков, привело к тому, что миллионы женщин росли и умирали во тьме невежества, еще и постоянно слыша обвинения в глупости. «Нас растят в самом грубом невежестве, и для подавления нашего природного разума используются все возможные средства», – горько жаловалась в XVIII веке леди Мэри Уортли-Монтегю[355].

К концу этого столетия протесты против того, что предлагалось женщинам вместо образования, сделались широко распространены. «В наш порочный век большинство полагает, что женщина достаточно мудра и учена, если умеет отличать постель мужа от чужих постелей», – с характерным для нее едким остроумием отмечала одна из зачинательниц женского образования Ханна Вулли. Впрочем, прецедентов женской образованности было немного, и они не слишком ободряли. Несмотря на многовековую западную традицию «ученых дам», их успехи оставались чисто индивидуальными и носили характер редких диковинок: талантливейших сестер д’Андреа, ставших юристами в Италии XIV века, учил их отец, Катерину Корнаро, королеву Кипрскую XV века – ее братья, Туллию Арагонскую, поэтессу и «жрицу гуманизма» XVI века – ее возлюбленные. Что построишь на таком фундаменте? Не внушали особых надежд и судьбы отдельных «синих чулок» – таких, например, как «саксонская нимфа» Элизабет Элстоб, благодаря «невероятному трудолюбию» достигшая поразительных успехов в изучении англосаксонского языка, однако не сумевшая сохранить основанную ею школу для девочек и умершая в нищете. Хуже всего обернулась попытка Мэри Эстел создать на рубеже XVII–XVIII веков первое в мире женское высшее учебное заведение: поначалу эта идея встретила у королевы Анны поддержку, даже обещание помощи размером в десять тысяч фунтов, но затем столкнулась с таким жестким неприятием, что в течение следующих 150 лет никто ничего подобного не предлагал.

Однако брожение революционных идей вокруг злободневного «женского вопроса» гарантировало, что скоро на повестку дня вернется и вопрос об образовании для девушек. Как изменились взгляды всего за одно поколение, показывает нам один викторианский отец, Томас Гексли, родившийся в том же году, когда Томсон выпустил свое «Воззвание» в пользу несправедливого униженного женского пола:

Не понимаю, о какой прочности прогресса можно говорить, пока половина человечества погружена – как девять десятых всех нынешних женщин – во тьму самого суеверного невежества; желая доказать, что мои идеи не расходятся с жизнью, я твердо решил… преподать своим дочерям такое же знание естественных наук, какое получат их братья… Так, во всяком случае, они не вырастут ловушками для мужчин на брачном рынке.[356]

Влияние таких мужчин, чьи просвещенные взгляды помещали их в славный ряд имен, восходящий к Коттону Мэзеру, сэру Томасу Мору и Эразму, было неоценимо. Например, Барбара Бодишон, прочтя в 1865 году первую в жизни статью о праве голоса для женщин, была так захвачена этой идеей, что впоследствии стала одной из ключевых фигур европейского суфражизма и помогла основать кембриджский Гёртон-колледж. Но этого не произошло бы, не будь ее отец прогрессивным человеком, сторонником женского образования, который, как и Гексли, позаботился о том, чтобы его дочь получала знания на равных с сыном.