Кто они такие

Мимо прошла пара, и я выскочил из тени, натянув капюшон, и наставил на них нож. Давай, бля, бумажник, быстро. Женщина завизжала и выбежала на дорогу, а мужчина побежал за ней, зовя на помощь. По другой стороне дороги шел еще один мужчина. Он остановился и выкрикнул, ублюдок ты, а затем вышел на дорогу, к этой паре – женщина держалась за мужчину, словно боялась, что ее сдует ветром, – и я отступил в тень и вернулся в дом, выпихнув рекламки из дверного зазора. Я взлетел наверх, закрыл за собой дверь, прокрался в кухню, положил на место нож и вернулся к себе в комнату. Тихо открыв окно, я вылез на балкон и увидел внизу две полицейские машины и фургон, прямо посреди дороги, синие мигалки бросали отсветы на дома и машины, танцуя с тенями. На дороге стояли несколько федов, разговаривая с парой, которой я угрожал, а другие проверяли подвалы нашего и соседнего домов.

Следующим утром я оделся в школу, взял с кухни нож поменьше, чем тот, что прошлой ночью, и вышел на улицу. Но я пошел не налево, к метро, а направо, вдоль дороги. На углу мне встретилась женщина. Я подошел к ней, достал нож и приставил ей к горлу. Утро было солнечное, поблизости никого, и она прошептала, пожалуйста, и отдала свой мобильник. Я развернулся и припустил к метро, запрыгнул в поезд и поехал в школу. Школа была частная, и ходил я туда только благодаря финансовой помощи за мою успеваемость и музыкальные способности, а также благодаря родителям, которые во всем себе отказывали, тогда как большинство ребят там были из дико богатых семей, так что все они сверкали новейшими мобилами. Когда я пришел в школу, один из моих друзей сказал, да ты, никак, телефон заимел наконец?

Первый раз я увидел, как кого-то пыряют, когда мне было тринадцать. Это случилось в молодежном клубе «Стоу», куда я всегда ходил после школы читать рэп. Мы только закончили репетировать, и тут эти брателлы из «Хладнокровной братвы» попытались отжать у диджея его пластинки. Когда он стал упираться, его дважды пырнули, в жопу и ногу, и забрали сумку с пластинками. После того, как я увидел там поножовщину в третий раз, меня перестал шарашить адреналин, и я смотрел, как работнки клуба оттаскивают пострадавшего в безопасное место, оставляя на полу кровавый след.

В какой-то момент меня выперли из частной школы за всякую ебанину даже раньше, чем я успел сдать аттестат об окончании средней школы. В итоге я стал ходить в этот особый колледж для подростков, которых отовсюду исключили и отчислили. Первый раз я взял в руки ствол, когда мне еще не было шестнадцати. Я пошел в Гайд-парк со своим корешем из колледжа, который достал мне ствол, птушта у меня были терки с другими чуваками, и мы проверили его в одной из этих аллей, обсаженных кустами и деревьями, у мемориала принца Альберта. Выстрел ничуть не походил на киношное бдыжь, это было грозное БАУуу, разнесшееся по округе, так что все эти птицы взмыли с деревьев в небо. Я понятия не имел, что там прячется столько птиц.

В таких местах, как Южный Килли, все начинается с того, что деды посылают тебя за хавкой. Я про обычную хавку, которую хавают, а не курят или пускают по вене, или типа того. Тебя посылают в Харлсден, за курицей по-ямайски или рисом с бобами, да еще выстебывают. Но пацаны это делают потому, что не видят других вариантов. Все дело в давлении и ожиданиях, в желании приблизиться к тому уровню, на котором ты видишь дедов. И тебе от этого никуда не деться. Ты идешь из школы и видишь все это. И чем больше тебе говорят держаться подальше, тем больше оно тебя манит. Так что пацаны делают то, что велят им деды, а потом начинают доставлять свертки и хранить у себя под кроватью ствол какого-нибудь чувака, и это дает им чувство своей значимости, они уже не чувствуют себя такими же, как все, птушта давайте по чесноку, кому охота чувствовать себя таким, как все? Через какое-то время деды тебя посылают палить в кого-то и все такое, а потом наступает день, когда ты просыпаешься и решаешь, что раз ты уже делаешь это за деда, в следующий раз, как он скажет тебе пойти, сделать что-то за него, ты его пошлешь. У тебя есть ствол, ты умеешь с ним обращаться, а главное, тебе уже обрыдло месить чужую грязь. И ты сам не заметишь, как от тебя прежнего не останется и следа, так что будешь готов засветить любому, кто попробует относиться к тебе, как к какому-то мелкому идийоту.

Это мне рассказывает мой друган, Смурф – племяш дяди Т, – пока мы сидим и дуем шмаль в дядиной гостиной, после того, как я рассказал ему про свой первый скок, когда мне было четырнадцать. Он выдувает дым, а по телеку трындит игровое шоу. Вы можете добавить к вашему счету шесть тысяч фунтов, говорит ведущий. Публика ликует. Хотите на этом закончить или примете более серьезное предложение?

Смурф рассказывает дальше, размеренно и тихо, но весомость его слов перекрывает звуковые эффекты, ликующую толпу и голос ведущего.