Кто они такие

За все время, что я в наркобизнесе, я впервые вижу столько дури. Двенадцать пачек – двенадцать кило – словно плотные целлофановые подушки, набитые темно-зелеными шишками. Это на сегодня самая большая партия – бизнес Капо цветет и пахнет, и поставщик знает, что получит свои деньги. В этом фишка Капо. Все знают, на него в этом деле можно положиться. Мы подсчитали весь хлеб, и вышло сто двадцать пять косарей. Сто двадцать пять тысяч фунтов наличкой. Я думаю, во скольких местах, в каких моментах и руках побывали эти бумажки. Теперь же они сложены в пачки, перетянутые зелеными, синими, желтыми и красными резинками, и убраны в хозяйственную сумку Сэлфриджес. А если прибавить стоимость дури, выйдет больше двухсот косарей. Мой семья никогда не знала таких денег. У меня голова идет кругом. Когда мы брали хавку у дилера в Восточном Лондоне, мы увидели большой рекламный щит на одном здании перед самым Стрэтфордом. На щите не было рекламы, только надпись большими черными буквами на белом фоне: «Извините! Стиль жизни, который вы заказали, в настоящее время недоступен». Капо говорит, что хочет достать квартиру в Хакни, чтобы устроить там хазу, но Хакни ужасно облагородили. Я говорю, братве в Хакни нужно почаще палить, чтобы не поднимали цены на жилье, и мы смеемся. Но я это серьезно.

Я иду в туалет, и меня так прет от этого богатства, что я набираю Рексу. Я говорю, братан, я с Капо только что закончил считать сто двадцать пять косарей, и мы набрали, типа, двенадцать коробок амнезии. Рекс говорит, чего? Ты где сейчас? Я наберу Шреддеру и скажу подруливать с фургоном и волыной, и мы устроим на вас налет. Я говорю, чего? Нет, братан. Не на Капо. Капо свой. Ты не будешь грабить Капо. Рекс говорит, шозахуйня с тобой, Снупз? Такие деньги раз в жизни бывают. От тебя все, что требуется, это получить пушкой по роже, я не собираюсь там бойню устраивать. Обещаю, нос тебе не сломаю и зубы не выбью, просто засвечу в лобешник для правдоподобия. Капо даже не узнает. Я говорю, братан, дело не в этом, с кем угодно я был бы за, но Капо свой. Я не могу так крысятничать. Рекс давай передергивать – это я свой, я твой брат, как ты можешь отказывать брату после всего, – и я такой, да, ты мой брат, но у меня должны быть принципы, так не годится, не в этот раз. На любого другого я с тобой наеду. Рекс сникает и говорит, ну ясно, и кладет трубку, не дав мне больше ничего сказать.

Он сейчас так зарится на деньги, птушта не так давно замочили его другана, Джима Джонса. Какие-то брателлы похитили его, чтобы ограбить, и пырнули в сердце. Джим Джонс был у Рекса дилером по баджу. Рекс всегда мне говорил, что к нему кошаки железно приходят по часам. Но на самом деле Джим Джонс был Рексу другом, не просто поставщиком, хотя проще делать вид, что тебя обламывает потеря дилера на хороший бадж, чем искренне признать, что не находишь себе места оттого, что замочили твоего друга. А еще сильнее Рекса нахлобучило то, что мать Джима Джонса не разрешила прийти на похороны его друганам. Сказала что-то в духе того, что не хочет видеть у могилы сына уголовников.

На другой день я иду к Рексу. Обычно он звонит мне каждое утро, но на этот раз я ему набираю, и, когда говорю, я к тебе загляну, он говорит, ага, как знаешь, я на хазе, и кладет трубку. Но я знаю, где его искать. Он же мне брат. Я иду в Стэмфорд-хилл, надеясь найти его там. По улице мимо меня идут евреи-ортодоксы, в длинных черных пальто и широкополых шляпах. Рекс устроил хазу дома у одной цыпы. Это в буром многоквартирном доме, каких немало в том квартале, и, сколько бы раз я ни бывал здесь, все время забываю, какой из этих домов мне нужен. Я набираю Рексу, и он выглядывает из окна и говорит, нажимай шестую квартиру.

Дверь мне открывает цыпа. На ней шорты в обтяжку и футболка, а на бедре наколота пушка и почтовый код N16. На хате парилка, обогрев вывернут на максимум. Рекс шинкует труд на столе и заворачивает в пленку. По телеку идет документалка «Пособники Гитлера». Он любит документалки о Второй мировой. Иногда мы дуем шмаль, и он начинает читать мне лекции о какой-нибудь мутной хрени, о какой я сроду не слышал, типа, о бойцах Сопротивления или о немецкой военной тактике. Я сажусь рядом с ним на диван и забиваю косяк. Через какое-то время я говорю, ты знаешь, я люблю тебя, брат, но я просто не мог позволить тебе ограбить Капо. Он смеется, глядя на щепотку труда на весах, и говорит, я тебя тоже люблю, поэтому ты меня и напряг вчера, я просто прощупывал почву, Снупз, я вообще-то не думаю есть его, Капо клевый. И вот так мы закрываем тему. Курим косяки и смотрим документалку про СС.

Когда начинают звонить клиенты, он говорит, ты со мной? Конечно, братан. Тогда идем. Мы садимся в его коня, и он говорит, этот брателла принесет мне нормальные деньги, птушта ему вчера капнуло пособие. Ты знаешь даты, да? – говорю я. Еще бы, братан, я знаю про всех моих толкачей, у кого когда капает пособие, говорит он. Затем он врубает Гуччи Мэйна, сплошь наркоманскую телегу, и я откидываюсь на спинку, пока мы едем в Финсбери-парк.