Кто поведет тебя во тьму (СИ)

Второй бандит грубо перевернул Вирджила на живот, и у того вместо очередной идиллической картинки «святой исцеляет раны грешника» перед глазами оказался грязный пол. Попытка к бегству дорого обошлась едва вылеченному телу — приходилось расплачиваться тошнотой и звоном в ушах. Бандит заломил ему руки за спину и принялся обматывать веревкой.

— В этом нет нужды, — услышал Вирджил голос старейшины Иоахима.

— Простите, святой отец, уж больно прыткий этот ваш…

— Дайте нам поговорить наедине. Под мою ответственность.

— А если он опять… того? Вам-то ничего не будет, а с нас бошки поснимают.

— Ничего страшного не случится. Я об этом позабочусь.

Хватка разжалась. Вирджил ткнулся лбом в пол и зажмурился. Ему хотелось, чтобы все происходящее было сном. Наваждением. Чьей-то шуткой — жестокой, ужасной, но все-таки шуткой. Потому что если это была правда, то слишком страшная — страшнее кулаков Майло и Пекки.

Старейшину не связали. Позволили вылечить своего послушника. Бандиты выполняли его приказы, пусть и с оговорками…

«Не рекомендую вам лезть напролом», — пришли Вирджилу на ум слова Чезвика — да уж, рекомендациям тут умели следовать. Поаплодировал бы такой изворотливости, да руки связали. Если бы пленник не оказался слишком прытким и не попытался вырваться, тогда… что тогда?

А главное: почему?..

Вопрос, за что это все ему лично, Вирджил отмел как несущественный. Что он не принадлежал к числу счастливчиков и любимцев судьбы, ежу было понятно.

По полу прошелестели шаги — так шуршат монашеские сандалии. Послышалось негромкое кряхтение, щелчок — в старости надо садиться осторожнее, колени-то уже подводят. Запястий коснулось что-то холодное, и Вирджил почувствовал, как распались его путы. Он так и лежал лбом в пол. Под веками закипали слезы.

— Вирджил…

Он не пошевелился.

Ласковая рука легла на его затылок и провела по волосам. Этого Вирджил уже не вынес — рывком перевернулся, дернулся, как выброшенная на берег рыба.

— И вы с ними! Вы!.. Почему?!

Взгляд старейшины полнился печалью и беспокойством, и от этого Вирджилу хотелось колотиться затылком о стену, потому что он не мог принять сочувствия от пособника уродов, которые пытали его и выворачивали наизнанку, как белье. И отмахнуться тоже не мог, потому что это ведь был старейшина Иоахим, наставник, приютивший его без колебаний в самые черные дни вирджиловой жизни. Вирджил подавился очередным «почему?» и глухо застонал, не в силах облечь в слова бурлящие в груди чувства.

— Я вовсе не…

— Я думал, вас схватили. Что вы тоже тут пленник. А вы командуете этими ублюдками. Да еще и лечите их, хотя тут вешать надо каждого второго!

— Вирджил! — в голосе старейшины впервые мелькнул намек на гнев. — По-твоему, мне нужно было отказать в помощи человеку лишь потому, что у него есть грехи на совести? Отвернуться? Тебя ли я слышу?

Вирджил опустил глаза, не вынеся упрека. Не ему было судить, кто достоин помощи, а кто нет. И старейшина Иоахим поступал так, как пристало доброму панарию. Для него не было большой разницы между головорезом с разбитым носом и другим головорезом, который однажды ворвался в храм и упал за порогом, потому что дальше ноги отказались нести. Старейшина был кругом прав. Просто…

Просто даже самому отчаянному грешнику хочется, чтобы кто-то был на его стороне всегда. И Вирджилу хотелось. А ведь стоило сообразить, что второго Лоуренса в этом мире нет и не будет.

— Я вовсе не оправдываю того, что с тобой сделали, мой мальчик, — мягко сказал старейшина. — Если бы я знал, что ты здесь…

— Велели бы прекратить? — хмыкнул Вирджил и отполз в сторону, упираясь локтями и пятками в пол. — Значит, вы и правда на их стороне?..

— Я всегда на одной и той же стороне. Ты прекрасно ее знаешь, о ней говорят все священные книги.

Старейшина Иоахим скрестил перед собой ноги и положил руки на колени. Точно так же он садился в своей келье, когда принимал у себя послушников для разговора, и сидеть так мог часами. Видеть его в этой привычной позе на заляпанном кровью и грязью полу было странно, неправдоподобно, как будто кто-то вырезал портрет почтенного жреца из одной картинки и наложил на другую, с подвалом.

— На одной и той же, — повторил старейшина. — Выслушай меня, Вирджил, и ты поймешь, что это и твоя сторона. Ведь ты панарий и добрый человек.

— Сомневаюсь, что пойму, — фыркнул тот. — Насчет доброты судить не берусь, но я человек простой, мне сложно возлюбить тех, кто бьет меня с размаху по почкам.

— Этого не должно было случиться. Просто выслушай меня. Прошу тебя, мой мальчик.

Первым порывом Вирджила было сказать: нет. Заткнуть уши, заорать какую-нибудь непристойную песню из уличного прошлого. Однако часть его души жаждала объяснений. Если бы старейшине Иоахиму удалось поставить пошатнувшийся мир своего ученика обратно на место, Вирджил бы с радостью принял любое наказание за грех неверия. Он засопел и не сказал ни слова.