В ту самую неделю я потеряла связь с Максимом. Это случилось после того, как я пришла к его лицею и увидела его в фирменных ботиночках и с рюкзаком, небрежно болтающимся на одном плече. Сама же я пять дней не принимала душ. Он смеялся как ребенок, и тогда я поняла, что если раньше мы просто были из разных миров, то теперь мы даже возраста разного. Стоя за платаном, я смотрела на Максима и думала, что, наверно, вижу его в последний раз. Спустя несколько минут я ушла. По дороге мне попалась та булочная, в которую мы заходили несколько лет назад, и я, не раздумывая, толкнула дверь. Я попросила булочку с шоколадом, и мой взгляд упал на приклеенный к прилавку листок бумаги. Это было объявление, написанное от руки: семья искала няню для трех детей. Работа с проживанием. Можно будет продержаться до совершеннолетия.
Что было бы, не пойди я в тот день повидать Максима? Сколько еще я бродила бы по улицам? Я думала об этом не раз. И в такие моменты набирала десять цифр его номера телефона. Но ни разу не нажала на кнопку вызова.
Все это кажется мне таким далеким.
Теперь раз в месяц я передаю конверт с деньгами за комнату владельцу, которому не нужен поручитель. Только наличные. Это шурин кузена Саломеи, девушки, с которой мы вместе работаем. Однажды она сказала мне: «Тебе бы надо красить ресницы, у тебя откроются глаза». Я не знала, говорила она это в прямом или в переносном смысле, но назавтра купила в Sephora тушь. Потом пришлось покупать средство для снятия макияжа и ватные диски, и я задумалась об этой адской спирали потребления, на которую у меня, собственно, не было средств. Ну и ладно, зато теперь глаза у меня открыты. И я вижу, что у парней они тоже открываются.
Три вечера в неделю я работаю билетершей в одном парижском театре. В остальное время – кассиршей в супермаркете Franprix. Каждый второй покупатель желает мне держаться, и я любезно улыбаюсь их доброжелательному снобизму.
Я познакомилась с парнем у стойки бара, в который часто захожу. Пропускаю там стаканчик перед театром. Белое вино едва не переливается через край пузатого бокала, за который я плачу через раз. У парня невероятно голубые глаза и невероятно матовая кожа, говорит он мало. Его зовут Клеман, и это имя ему идеально подходит[11]
.По ночам я танцую с Саломеей на столах в клубах, где музыка такая громкая, что бьется у меня в груди. Мне кажется, что у меня есть второе сердце, и я думаю, что, в таком случае, я дважды жива. На рассвете, с туфлями в руках, пробираясь зигзагами среди осколков стекла, я почти никогда не иду домой. Вместо этого я толкаю дверь квартиры Клемана и ныряю под одеяло. В его объятия.
От этого романа мне ни жарко ни холодно. Я ни счастлива, ни несчастна, настроение комнатной температуры. Эти отношения как осень. Три месяца нерешительности. Пальто на террасе с первыми признаками зимы, шарф вокруг шеи в конце лета. Нечто полезное, но такое неудобное. Но в ту пору я не так это вижу. В ту пору я думаю, что в любви главное быть любимой.
Однажды я ни с того ни с сего решаю покрасить волосы в блонд. Клеман, увидев это, никак не комментирует. Только гладит рукой мою гриву, улыбается и целует меня. А еще говорит: «Я хотел бы познакомить тебя с моими родителями». Заметив мое удивление, он добавляет: «Как-никак мы полгода вместе». Я нахожу это весомой причиной и соглашаюсь.
В тот же вечер в театре молодая девушка, очень красивая и элегантно одетая, проходит в дверь, ведущую на балкон. На ней черные джинсы, мокасины из матовой кожи и бежевый тренч, все как будто специально на нее пошито. Я думаю, что, наверно, так оно и есть. Протягивая мне билет, она говорит, что их будет двое, и уточняет: «Он должен прийти с минуты на минуту». Она улыбается, и симпатичная ямочка появляется на ее щеке. Я провожаю девушку к первому ряду и показываю место. Она благодарит меня искренней улыбкой и извиняется: у нее нет мелочи, но у ее спутника будет. Оставив ее, я поднимаюсь по ступенькам плавно, но в то же время стремительно, потому что из всех на свете ступенек по этим я ходила больше всего. Я знаю, например, что ковер на третьей слегка отклеился справа, что шестая скрипит, а последняя чуть выше других. Знаю, но сегодня, когда в дверь входит молодой человек, я обо всем забываю. Моя нога запинается об этот лишний сантиметр, и я начинаю падать на бархатный ковер. Едва успеваю за что-то ухватиться – оказывается, что это рука Максима. Он смотрит на меня несколько секунд и улыбается насмешливо.
– Ты блондинка.
Это удивляет его еще больше, чем мое присутствие здесь. Я выпрямляюсь и отступаю в сторону, пропуская его.
– А ты опаздываешь.
Он быстро машет рукой девушке, которую я только что проводила на место.
– Ты здесь работаешь?
– Да, три вечера в неделю.
– Неплохая обстановочка.
– Бывает хуже.
Он хочет еще что-то сказать, но я его обрываю.
– Извини, меня ждут.
Обойдя его, я иду к пожилой паре и усаживаю их в третий ряд. Собираюсь встретить следующих зрителей, как вдруг вижу, что он встает со своего места и идет ко мне.
– Шарлотта сказала, что у нее не было мелочи…