Кто ты, Билли Притти?

Я больше не кассирша, я больше не билетерша. Я работаю в редакции газеты, правда, пока в основном приношу кофе, раздаю почту, встречаю посетителей, бронирую залы для совещаний. Иногда мне приходится печатать письма, которые мне диктуют, или набирать написанные журналистами статьи, чтобы выложить их на сайт. Этого нет в моей должностной инструкции, но для компании это дешевле, чем кого-то нанимать. Даже стажера. Редакция помещается в старом парижском доме в несколько этажей с большой лестницей из лакированного дерева. Лифт тоже есть. Но ехать в нем значит терпеть зловонное дыхание того, кто вошел с вами. Смесь табака и кофе, иногда еще свежей мяты – у тех, кто пытается замаскировать остальное. Я предпочитаю ходить по лестнице, хотя один журналист как-то скажет мне, что ездить на лифте – выбор политический. Мне понадобятся месяцы, чтобы понять, что он хотел этим сказать.

Последний этаж под самой крышей. Там, наверху, все курят прямо в кабинетах, и пустые бутылки от шампанского валяются на полу уже с вечера понедельника. Все журналисты молодые, даже те, которые старые, они носят обувь, которой в этом сезоне еще нет на прилавках магазинов, а в следующем – уже не будет. Их область – lifestyle[13], тенденции, мода. Как минимум раз в день я отношу туда фирменные пакеты, в которых лежат духи, одежда или цветы с записочкой со словами благодарности. Думаю, никто из местных обитателей не узнал бы меня на улице. На этом этаже есть одна журналистка, которой нечего здесь делать, но она отказывается сменить кабинет, в котором работает всю жизнь. Это известная репортерша, заставшая, как она сама говорит, прекрасную эпоху, когда достаточно было сесть в самолет с идеей в голове и вернуться с готовой статьей и кучей счетов. «И да, лететь – бизнес-классом!» Мишель даже не дает себе труда курить в окно, давит окурки где попало. Иногда о стикеры. Она все время уговаривает меня ни в коем случае не становиться журналисткой, потому что это больше не профессия, да и вообще, профессий больше нет. В наше время ни на кого не возлагают ответственность. Она закуривает новую сигарету и смотрит на меня, щуря глаза.

– Напомни, как тебя зовут?

– Билли.

– Ах да, Билли.

– Я работаю на ресепшене.

Она кивает.

– Тебя наняла Нелли?

– Мадам Розье, да.

– Хорошо. Она никогда не ошибается.

Тут в заднем кармане моих джинсов вдруг звонит телефон. Внизу меня ждет доставка. Я уже собираюсь спускаться, как вдруг Мишель останавливает меня.

– Она еще не предлагала тебе попрактиковаться?

– Попрактиковаться? Нет…

– Журналистика умерла, но культура переживет все. Если она тебе предложит, соглашайся.

На следующий день мадам Розье кладет на мой стол папку. Все в этой женщине впечатляет меня. Она обладает мужским характером, который в свое время требовался, чтобы тебе не отдавили ноги. По крайней мере, так она думает.

– Мишель сказала мне, что ты хочешь попрактиковаться. Начнешь вот с такого репортажа, он пойдет на канале Arte через две недели. Женщины за шестьдесят живут вместе в самоуправляемой резиденции. Она называется «Дом Бабок-Ёжек», основала ее Тереза Клер. Ты знаешь Терезу Клер?

– Нет…

– Ладно, познакомишься. Снимешь репортаж и напишешь заметку в девятьсот знаков. Тон нейтральный, твое мнение никого не интересует. Только факты. Пришлешь мне ее в среду.

Начальница скрещивает руки на груди, отчего ее красный жакет вздергивается в плечах, потом она резко разворачивается и уходит.

* * *

Я принесла заметку на следующий день, и мадам Розье просто ответила: «Спасибо». Через неделю заметка появилась на страницах журнала. Всего несколько строк, которых, может быть, никто и не прочтет. Но внизу справа было напечатано мое имя: Билли Летелье. Я перечитала заметку, сначала заметку – потом свое имя, свое имя – потом заметку. Я водила пальцем по бумаге, желая убедиться, что буквы не сотрутся. Но перестала это делать, когда от нажима текст действительно стал исчезать. На следующий день после публикации мадам Розье положила на мой стол еще одну папку, не сказав ни единого слова. На приклеенном к папке желтом стикере было короткое указание: «К пятнице».

Однажды, относя посылки на последний этаж, я встречаю на верху лестницы Мишель, она курит сигарету, рассматривая обои.

– А, привет, Билли! Ну что, готово дело, ты пишешь заметки?

– Да.

– Это хорошо.

– Вы говорили, что журналистика – плохая идея.

Она пожимает плечами.

– Всегда найдется кто-то, кто будет отговаривать тебя от чего-нибудь. Но зануд избегать не надо. Ведь именно благодаря им ты начинаешь понимать, чего хочешь в жизни. Кто ты есть на самом деле.

Она давит сигарету о подошву своей туфли и убирает окурок в пачку. Одним движением подхватывает свои густые волосы с проседью, скручивает в узел, закрепляя его ручкой.

– Делать, что нам позволяют, легко. Так все поступают. А вот делать то, что запрещено, – это другой разговор. Делать несмотря на запрет, – настаивает она, – вот это что-то говорит о нас.

Глава 11 2012