Кто ты, Билли Притти?

Все переглядываются, стараясь не смотреть на меня, и вот кто-то говорит, что ему жаль. И я думаю, что эти извинения – не извинения вовсе. Никто ведь никому не отдавил ногу. Никто не забыл про день рождения. Никто не опоздал на свидание. «Мне жаль». Так говорят, совершив какое-нибудь упущение; «упускать» – то самое слово, которое я, выполняя задания по французскому, часто писала вместо «утрачивать», и моя учительница несколькими линиями подчеркивала его у меня в тетради, добавляя «нет» и кучу возмущенных восклицательных знаков. А ведь здесь так подходит это слово, «утрата». Я думаю об этой машине, которая едет и едет, хотя нет никакого смысла ехать дальше. Но может ли она в самом деле остановиться в пути? Может ли развернуться и отвезти меня к булочной? Нам жаль, мадемуазель, оставляем вас в покое, продолжайте свою жизнь с того момента, на котором она прервалась. Я кручу в голове подобные нелепицы, которые мешают мне понять: за этим «мне жаль» – оборвавшаяся дорога и луна, что затмевает солнце, впуская тьму. Кромешную тьму, в которой не видно будущего.

* * *

– Мы сделаем анализы, чтобы понять, из-за чего упал ваш дедушка.

Это последняя фраза, которую они произносят, когда фургон останавливается у больницы. Я заставляю себя взглянуть на Марселя в последний раз, хоть это и больно – не таким я хочу его запомнить, не стариком, уставившимся в одну точку, которую мне никак не определить. Один из медиков замечает это и, проведя рукой по его лицу, закрывает ему глаза. Навсегда.

Потом все выходят из машины, раздвигаются автоматические двери больницы, носилки уносят внутрь, и Марсель исчезает. Я стою на тротуаре не в силах пошевелиться. Мне кажется, я схожу с ума, секунды текут и словно кричат мне, что воздух, которым я дышу, все тот же, что, хоть я и повзрослела в одно мгновение, мне еще далеко до совершеннолетия. Ничего не изменилось, но все стало другим. Я достаю тетрадку, которую ношу в рюкзаке с тех пор, как научилась писать, и в которую записываю каждое утро одно слово, только одно. Последнее слово, которое произнесет Марсель перед тем, как я захлопну за собой дверь квартиры. И рядом с сегодняшней датой, 27 января 2008 года, я читаю: мусор.

«Не забудь вынести мусор!»

Мое сердце сжимается. Я невольно думаю, что Марсель умер, как жил. В бытовых мелочах. Почти не существуя.

* * *

В квартиру я возвращаюсь уже затемно. Не знаю, сколько времени у меня осталось до того, как кто-нибудь постучится в нашу дверь и скажет мне собирать вещи. Три дня? Неделя? Лучше не рисковать.

Марсель не был собственником. Каждый месяц он заполнял чек и опускал его в почтовый ящик супружеской пары, жившей в нескольких кварталах от нас. Муж, которого звали Мишель, был примерно его возраста и внешне тоже похож на него. Я помню, что эта симметрия как-то сбивала с толку. От чего зависит, что кто-то становится владельцем квартир, что чья-то жизнь удается?

Я выдвинула ящики в поисках счетов, банковских выписок и прочих бумаг, которые меня не интересовали до сегодняшнего дня. В синей папке, лежащей так, чтобы всегда была под рукой, уместилась вся жизнь Марселя в цифрах. Размер его пенсии, размер квартплаты, налоги и все ежемесячные расходы. Покупки в супермаркете, бензин для «ситроена», воскресная курица из мясной лавки «Арман и братья».

От открытия, что жизнь может уместиться на листе А4, у меня закружилась голова. Биография Марселя была выпиской с банковского счета, повторявшейся без устали месяц за месяцем.

И вдруг я вспоминаю один наш разговор несколько недель назад. Я сидела в кухне, доделывала задание по географии, а Марсель готовил, переворачивая страницы газеты. Я не помню точно, какой был контекст и что послужило толчком, но в какой-то момент он сказал эту фразу, до жути верную, но которую невозможно принять: «Жить – это ждать смерти, думая о чем-нибудь другом».

* * *

И я уехала. Как в кино, в фильмах, которые часто находят неправдоподобными. Взяла рюкзак со всеми моими вещами и покинула город. Не будет для меня ни похорон, ни прощания, но не будет и риска. Я, однако, колебалась. Мне было трудно поверить, что социальные службы почешутся добраться до меня. Зачем столько усилий? Ведь через несколько месяцев я стану совершеннолетней. Ведь я никто.